А потом, вообще, полный чехол, кирдык: с подачи новых вождей в Российскую Академию Наук ввели сельхозакадемию и медакадемию, автоматически с широким избранием новых членов РАН, увеличили общее число «бессмертных» членкоров и аков до безобразных в своей огромности чисел. Это, шутили в академических кругах традиционно избранных физиков математиков, как коней с яйцами и вагин на колёсиках протащить в Большую академию и выплачивать новоизбранным огромные академические стипендии в нищей разграбленной стране, где от четверти до трети населения живёт за чертой бедности. А вторую поликлинику РАН, близ универмага «Москва» на Ленинском проспекте, предназначенную ранее для докторов и членкоров м академиков АН, где Брагин наблюдался у докторов, лечил свои катастрофные травмы, пока ещё совместимые с жизнедеятельностью, отдали буржуям типа Вахи, чтобы «оборачивать» дорогую московскую землю и стоящую на ней недвижимость, работая на свой огромный, с каждым годом растущий карман.
Глава 54
Первой перемену в характере, образе мысли и образе жизни – «жить без Демона, жить, как все» – почувствовала, раскусила жизнелюбивая и правдолюбивая мать Леры, коллега Брагина по Физтеху. Брагин старался хоть как-то поддерживать старенькую женщину-профессора, а та по мере сил поддерживала Брагина. Однажды она робко улыбнулась и попыталась приободрить его:
– Не грусти казак, может еще атаманом будешь… А может, и не надо жилы рвать, чтобы в атаманы за счет угробленного здравия выбиться и пробиваться куда-то…
В тихих, даже ласковых словах её что-то его задело, и Брагин осторожно спросил, с еле сдерживаемым вызовом:
– Вы на меня, Евдокия Филипповна, как будто в глубине души сердитесь? Догадываюсь – из-за гениальной Леры, которая и не родила, и погибла во цвете лет гения… Под атаманством имеете ввиду необходимость моего нового переключения… Я об этом часто Лере рассказывал…
Мать Леры долго раздумывала, втягиваться или нет в опасный разговор, потом зябко повела плечами, поморщилась. Отошла вглубь комнаты, присела на кушетку, собираясь с мыслями. Успокоилась, взяла себя в руки и произнесла странным, совсем незнакомым голосом:
– Представьте себе, дорогой Евгений, сердита я на вас… – Отчего же недовольны мной, Евдокия Филипповна, на что сердитесь. Я ведь могу потребовать объяснения – не так ли?
Она недовольно кивнула головой:
– Хорошо. Объяснения, значит, желаете. Ну, что ж, придется объясниться, раз желает того потенциальный муж моей покойной дочери. Жалко ее нет, без нее на небесах разговор будет не совсем корректным не доверительным. Но ее, Леру не воротишь. Хотя без нее не объясниться до конца, понимаете, даже понимая ваши физические мучения, помимо душевных… Ни я, ни Лера не хотели бы видеть вас, нынешнего, понимает?..
– Не совсем, – тихо отозвался из своего угла Брагин, – как это не объясниться без нее до конца. Нравиться всем мне не обязательно…
– Я сейчас попробую объяснить…
Глядя блестящими возбужденными глазами прямо в глаза Брагина, заговорила тихо и со значением, акцентируя каждое произнесенное слово, наделяя его особым потаенным смыслом:
– Понимаете, я не могу простить вам смерти единственной дочери… Не перебивайте… – Она сделала предвосхищающий жест рукой, словно Брагин и впрямь готов был перебить ее, остановить ее речь. – Да, да, именно вы виноваты в ее гибели… вы погубили мою единственную гениальную дочь… Вы же не отказываете ей в гениальности…
– Конечно, нет, Лера – гений, автор гениального метода естественной оптимизации и одноименного алгоритма, который цитируют все ведущие математики-модельеры, который обессмертили имя… Я горд, что помог ей…
Она прервала его:
– Я должна бы вас за её гибель возненавидеть, и не только за это – понимаете…
– Что я должен понимать, – с ужасом спросил Брагин, – говорите яснее.
– Не перебивайте, – огрызнулась теща, – не понимает, видите ли, он, экая святая простота… Так слушайте и не перебивайте старших, сударь, хоть в этом будьте воспитанным и терпимым…