Свобода

– Мой отец родился в 1961 году, в апреле, через несколько дней после полета Гагарина в космос. Дед мой был шестидесятником. Отец в детстве только видел, что происходит, и то, больше со слов деда. Мне он это все после рассказывал, причем, незадолго до своей смерти. Без матери жить, похоже, не смог… не знаю. А дед застал весь расцвет. Подъем страны. Наша страна запустила первый в мире спутник, потом отправила человека в космос, потом… Я могу долго перечислять, но люди, жившие тогда, видели смысл в жизни, которая бурлила у них на глазах. Дед довольно долго наблюдал за прогрессом, который вскоре уперся в эпоху так называемого застоя. Эпоху, в которую попал отец. Но ворвались восьмидесятые с их надеждой. Ворвались и тут же уткнулись в девяностые года – года сумбура и беспредела, где не то, что прогресса не было – уничтожили все, что было прогрессом в шестидесятые. Мне было так жаль отца, когда он мне это все рассказывал. Дед также уперся в тупик и, став ненужным, доживал свои годы в депрессии, ну, или не в депрессии, а с чувством своей ненужности. Но, он успел что-то сделать! Да, наша страна далека от страны свободной, но в этой стране он мог почувствовать себя личностью, хотя бы для себя самого. А вот отец, его мне было жалко до слез. Он не успел ничего. Он только начал и… все закончилось. Такое впечатление, что всех накрыло цунами. Умер дед. И как-то все погасло. Родителям было горько от того, что они не могут дать мне что-то большее… кроме двушки на окраине Москвы, которая досталась мне в наследство, и которую я продал, чтобы сделать первый взнос за эти модные хоромы. Да и какие это хоромы? Еще и мебель никак во вторую комнату не куплю. Все не хватает. Кредиты! Но я, я продукт совсем другой эпохи. Мы гордость двадцать первого века, когда вообще ничего нет. Одни гаджеты.

– Я новый чехол прикупила. Цени! – опомнилась Ирина, услышав слово гаджет, оторвавшись от своих ногтей, которые она, наконец, допилила.

– Изумительный чехол, – одобрительно произнес Андрей. – Мы цвет двадцать первого века. Пример для потомства.

– Что?

– Десять лет весны.

– Какой весны? Ты что-то тут так долго говорил. Я задумалась.

– О чем?

– Да так, не о чем, особенно.

«Я полгода с ней, – вдруг подумал Андрей. – Это что-то значит?»

– Я у тебя сегодня останусь.

– Оставайся.

– Сейчас, только Зинке позвоню.

– Дуре этой?

– Ну, да.

– И десять лет весны.

– Что?

– Бездна.

Утром следующего дня Андрей между делом предложил Ирине расстаться.

– А что это? Хотя, как хочешь. У меня в запасе два кандидата. И квартиры у них полностью обставлены. Ну, пока.

– Удачи.

– 2 –

С середины следующей недели должны были начаться майские праздники. Весь офис делился своими планами на выходные, с нетерпением ожидая всеобщего отпуска. Как прошел понедельник, Андрей не заметил. Не замечал он и своего босса.

Лишь в начале следующего дня тот дал о себе знать в полной мере.

– Зорин, начальство вызывает, – окликнула Андрея секретарша.

Андрей вошел в кабинет своего начальника.

– Слушай, Зорин… как бы это сказать, или спросить? Ты же ведь давно тут работаешь? Четыре года. Как так вышло?

– Что именно? – Андрей неожиданно для себя не испытал ни этого омерзительного, привычного для большинства, чувства мелкого страха перед руководством, ни вины, накатывающейся авансом.

– Сергей Николаевич лестно о тебе отзывается. Считает тебя одним из лучших инженеров производственного отдела, моего отдела. Я чту мнение директора по производству, но, может, он тебя все время с кем-то путает?

– Что вы от меня хотите?

– Зорин, ты дебил?

Андрей почувствовал, как огонь завладел всем его телом, руки задрожали, а на глаза пала пелена, заволакивающая взгляд кровью.

– Как такое можно было написать? – Перед Андреем на столе лежало письмо. Он пробежался. Действительно, написана была полнейшая чушь. Внизу письма стаяла его фамилия, как исполнителя. Но подписи не было.

– Это не мое письмо, – еле сдерживая гнев, проговорил он.

– А фамилия чья?

Андрей взял письмо и направился к выходу.

– Я не закончил! – заорал начальник.

Андрей уже вышел из кабинета.

Сев за свой стол он вертел перед собой письмо и тут неожиданно взглянул на Валеру, сидящего в дальнем от него углу кабинета. Тот улыбался, поднимая большой палец кверху. Андрей все понял.

«Зачем?» – написал он Валере в почте.

«Услуга. Ты же хотел революционных эмоций» – был ответ.

Андрей бросил взгляд в окно.

Эрнесто Гевара попал в список «опасных коммунистов», подлежащих ликвидации после свержения Арбенса, действующего президента Гватемалы.

Андрей достал чистый лист бумаги и написал заявление об увольнении. Не говоря никому ни слова, он пришел с заявлением к своему начальнику и бросил заявление на стол.

– С сегодняшнего дня, – произнес Андрей. – Все о моих объектах знают производственники с самих объектов, – я всегда все дублировал, мне нечего передавать.

Начальник искоса посмотрел на Андрея и молча подписал заявление.

– Ты уже узнал о сокращениях? – спросили его в отделе кадров.

– О каких сокращениях? – несколько удивленно спросил Андрей.