Свиток Эстэр

В мифотворческий котел на равных правах поэт бросает все, что ему нужно для переплавки: Аман, Александр Македонский, Эстер, трон Соломона на службе Артасеркса, более того: сам Пурим, карнавал и маскарад, этот продукт позднейшей просветительской (т. е.:гуманистической) «очистки» еврейского национального эпоса, – и он летит втотже чан, откуда некогда вывалился:

«У евреев нынче празднике Сузах.
Амелек повержен: карнавал!»

(Кстати, не было ли превращение «Мегилат Эстер» в детский праздник первым удавшимся опытом «ленапец эт ха митос»?). История потому и история, что точно знает, где ее «где» и когда ее «когда». Миф еще кое-как справляется с «где», но начисто игнорирует «когда»: нет ни часовых стрелок, ни часовых поясов (скорее уж «пояса смертников»), ни «сейчас», ни «потом», время свалено в неряшливую кучу, оно – бесполезное ископаемое, сырье для будущих исторических грамматик. Поэтому «бэрейшит» (начало) поэмы – это изъятие времени из обычного и перевод его на время мифа:

«Время пятится вперед, время катится назад.
Может быть, наоборот, время – рай и время – ад.
Время в нас, но мы не в нем, в этом наш секрет и суть.
Можно сделать ход конем, можно время развернуть».

«Ход конем», которым автор начинает свою партию – это блестящая выдумка, сюжетная метафора «реверса» времени: тысячи развешанных по всей стране трупов – сподвижников и подельников Амана во главе с ним самим оживают, «выселяются с виселиц» и возвращаются к исходной позиции, чтобы еще раз попробовать переиграть «еврейскую партию» и уничтожить ее.

Разумеется, отпущенное им время, – от заката до рассвета, до «первых петухов», потому что время обратимо, но миф – нет. Как судьба. А судьба «Свитка Эстер» – это «Мегилат Эстер».

…У нашей всеизраильской «радио-няни» стало традицией в канун вкусного праздника «Пурим», опрашивать людей известных, полуизвестных, а то и вовсе неизвестных, на предмет: как каждый из них лично, подчеркиваем, лично, а не по партийной линии или занимаемой должности, относится к «Мегилат Эстер». Плохо относятся, ах! как плохо! До сих пор стыдно людям в глаза глядеть: почему эта жестокая варварская сказка была причислена к светлому лику ТАНАХа? Потому что едва ли не каждый еврей, будь он хоть атеист, хоть кто, и по сей день видит в ТАНАХе свое завидное историческое приданное в универсально ценных бумагах.

Но, как мы есть демократия, обязательно выслушивается одно (прописью: одно) противоположное мнение: некто, забубённая головушка, из этих, что ли, правых экстремистов, которому терять нечего, а потому: «Мегилат Эстер» есть величайшая из книг, всем книгам книга, «учитель жизни» и источник знания о том, как должно поступать с врагами еврейского народа. Царица Эстер – наше всё. Так было и так будете каждым, кто покусится…

Неприятно быть голосом из хора. С другой стороны, и корежить себя в угоду диссидентской верности любому меньшинству, – тоже неохота.

Скажу как есть: не люблю я «Мегилат Эстер», сильно не люблю. Эти гекатомбы трупов, забивающие фабулу так, что ничем ее не прочистишь:

«В Сузах, городе престольном, умертвили иудеи и погубили пятьсот человек;… и Далфона, и Аспату, и Порату…. и Аридату»… Кто такие Аспат, Пората и Аридата, – неясно, но оттого еще более гнусно: есть имя – есть человек, а не просто окоченелая статистика.

… Слово «вера» в моем словаре отсутствует, богопоклонство я нахожу унизительным; любой текст я расцениваю как хороший, недаровитый, увлекательный, неинтересный, устаревший, информативный, какой угодно, нотолько не: «сакральный», только не «святое писание».

А потому этическая неблагонадежность «Мегилат Эстер» меня мало трогает: ведь все древние и даже не очень эпосы всех без исключения народов – все, все они жестоки, плюются кровью, хрустят детскими косточками, из их глубоких альвеол доносится утробный вой, они похожи на ночные кошмары шизофреника. Древнегреческие сериалы об Атридах и Эдипе, до того, как ими занялись Софокл и Фрейд, «Эдда», большая и малая, «Беовульф», «Нибелунги», «Махабхарата»…,– да за что ни возьмись. Ведь даже «тугие паруса» Гомера – это еще и «алые паруса»: от крови. Всмотритесь в этого деревянного конягу, – он до сих пор победоносно въезжает во все языки, включая иврит: выражение «сус траяни» соперничает по занятости с упоминанием «Моше Рабейну». И вот живая до сих пор картина: из деревянной утробы бодро вываливается ватага бородатых головорезов, и – пошло: колют, рубят, режут… Так что, если предъявлять нравственные счета, – то, как сказал принц Гамлет, «никто не избежит пощечины». Но греки свои счета оплатили несравненной поэзией, да так щедро, что и «на чай» оставили, мы до сих пор пьем его крупными глотками, когда у нас пересыхают глотки от нехватки гармонии и красоты.

А «МегилатЭстер» уродлива непереносимо, во всем…