Свиток 5. У истоков империи

Н-да… В былинах «демон, на котором сидел аиотеек» почему-то звучало намного грознее. Там он дышал огнем и серой из заросшей огромными клыками пасти, был величиной до неба, покрыт чешуей и рычал похлеще тигра. Так что вид совершенно спокойно стоящей скотиняки, к которой все ирокезы уже давным-давно привыкли, и даже некоторые ирокезские бабы совершенно спокойно подходили доить верблюдиц, как-то серьезно умалял мой подвиг и вообще, чуть ли не снимал флер эпического геройства со всей истории… Типа Геракл Немейскому льву пасть порвал, а тот возьми да и окажись какой-то подзаборной кошкой… Не, конечно, пасть кошке порвать это тоже подвиг, потому как они обычно в таких случаях царапаются и норовят удрать (я лично не проверял, это догадка). Но, прямо скажем, подвиг этот куда меньших масштабов, чем льва уконтропупить.

А тут еще и засранец Лга’нхи такую рожу состроил, будто тот кот… тьфу, в смысле, верблюд, вообще с хомячка ростом был, а вот типа его аиотееки, скальпы которых до сих пор красуются на его поясе… Вот они-то были не только всамделишные, но еще и по крутости своей явно превосходили целое стадо верблюдов.

Короче, настроение мириться сразу пропало… И ведь самое обидное — этот малолетний поганец не со зла такое ляпнул. Не из-за хитрого желания меня подколоть или внести разлад между нами. Это у него детская непосредственность, помноженная на дремуче-провинциальное происхождение, в жопе играет. Другие воины-то небось тоже уже начали догадываться, что верблюды не такие уж и страшные демоны, как это описывается в балладах о наших ранних приключениях. Но зато они наверняка еще помнят собственную первую встречу с этим огромным и непонятным зверем, с сидящем на его кривой уродливой спине ужасным всадником. Свой страх, ужас, непонимание, растерянность, ступор… Они могут понять, каково это — встретить неведомое, агрессивно настроенное к тебе неведомое, и вступить с ним в единоборство.

…А потом привычные и испорченные знанием потомки… Испорченные знанием, которое ценой неимоверных усилий, а порой и ценой жизней, добывали предки, начинают глумиться над их подвигами, дескать, какого-то там вепря ваш Геракл убил? — Гы-гы, — вепрь это вроде как свинья такая, да? — А где был Степашка, когда Геракл Хрюшу мочил?

…Вот потому-то и приходится нам, честным рассказчикам, резко добавлять отрицательным персонажам своих правдивых былин роста до неба, клыков, когтей и чешуи, дабы подобные засранцы хоть чуточку могли осознать величие подвигов наших героев!

М-да, а вот еще знакомые места и не менее знакомые лица. Вот за этим перевалом как раз и начинается Великий Иратуг, а встречающую нас делегациювозглавляет… ну кто бы мог подумать, мой дорогой друг и шпион по совместительству, старина Накай собственной персоной… За что только ему такое Щастье?

Хотя конечно он тут не единственный знакомый. Если не считать парочки молокососов, явно «этого года призыва», в патруле, что встретил нас в поселке на границе, были почти все знакомые физиономии. Еще полгода назад мы все вместе, а подчас и плечом к плечу, бились с аиотееками, а до этого — как минимум вон те трое почти все лето жили у нас в поселке, неся дозорную службу… Причем как раз, по преимуществу, именно с бойцами «диверсионной оикия». Так что оказанный нам сегодня прием даже отдаленно нельзя было сравнить с тем, как встретили нас в прошлый раз. Сейчас у всех иратугских «пограничников» на мордах сияли довольные улыбки, а копья спокойно лежали на плечах, и никто даже и не думал тыкать ими в нашу сторону. Даже несмотря на то, что на сей раз мы привели не одного, а аж целых пять верблюдов.

— Привет, дружище Накай! — радостно поздоровался я персонально с ним, после того как все радостно переприветствовали друг дружку хлопками по плечам и радостными возгласами… А потом добавил, глядя в его, вдруг ставшими затравленными и несчастными, глаза. — Как приятно, едва войдя в ваше замечательное и искренне любимое мной царство, сразу увидеть твое лицо… Напоминает старые времена, не правда ли?

Накай испуганно дернулся и невольно потрогал свое лицо, словно бы проверяя все ли там на месте, — видать, и правда припомнив нашу первую встречу и то, как я глумился над его внешностью, слепив глиняную статуэтку его персоны и производя над ней всяческие садиско-магические манипуляции. Думаю, благодаря сильной внушаемости пациента и моей собственной репутации Великого и Ужасного бедолага уже искренне поверил, что все что я делал с фигуркой отображалось и на его внешности. Короче, грех таким пользоваться, но не воспользоваться для всеобщего блага —еще грешнее.

— Так какому удачному стечению судьбы, дорогой друг Накай, я обязан Щастьем лицезреть твою физиономию, едва войдя в ваше Царство?

— Так это, живу я здесь, — буркнул Накай, яростно ухватившись за амулеты при словах «Щастье» и «физиономия», вероятно заподозрив, что это какие-то магические заклинания. — Все мы тут живем. Смотрим, чтобы никто чужой не пришел из-за перевала в царство, в том наша служба Царю Царей Мокосаю.