Свирепая справедливость

В полутьме на деревянных скамьях неподвижно сидели ряды греческих монахов, похожих на мумии. Их древние лица заросли густыми черными бородами. Только глаза блестели под стать самоцветам, золоту и серебру, украшавшим иконы на стенах.

Запах благовоний стал невыносимо густым; поющие монахи ни на миг не запнулись, когда Питер и его сопровождающий быстро прошли через их ряды.

В непроницаемой тьме в глубине церкви монах вдруг исчез, но Питер, подойдя к этому месту, увидел, что резная скамья отодвинута и за ней темнеет потайной проход в стене.

Питер осторожно двинулся по нему в непроглядной тьме. Под ногами он ощутил невысокие гладкие каменные ступени и начал подниматься по спиральной лестнице в скале. При этом он считал ступени. Их оказалось пятьсот, каждая примерно шесть дюймов высотой.

Неожиданно он снова вышел на холодный воздух ночной пустыни. Он оказался на мощеном камнем дворе, под шатром ослепительно ярких звезд, прямо впереди вздымался утес, низкий парапет отделял от обрыва над пропастью.

Питер понял, что для свидания Калиф выбрал самое отдаленное место, которое легче всего защитить. К тому же тут оказались охранники.

Они подошли – двое – и снова обыскали его, даже тщательнее, чем при входе в монастырь.

Пока они занимались своим делом, Питер быстро осмотрелся. Мощеный двор, как гнездо орла, располагался на краю пропасти, окруженный парапетом в пять футов высотой. Видны были овальные входы в пещеры в самом утесе. Вероятно, сюда удалялись монахи в поисках одиночества.

На дворе были еще люди в той же форме, в арабских головных уборах. Двое устанавливали маячок – пирамидку со вспыхивающим фонарем.

Питер узнал сигнальный огонь для самолета. Нет, не для самолета. Единственная машина, которая сможет сюда добраться, – вертолет.

Итак, маячок должен привести сюда вертолет.

Один из вооруженных охранников проверил пояс Питера, потянул за него, чтобы убедиться, что в нем не скрывается нож.

Потом отступил и сделал Питеру знак проходить. У входа в одну из каменных келий терпеливо ждал рослый монах.

Питер, пригнувшись, прошел в низкий проем. Келью тускло освещала керосиновая лампа, стоявшая в нише над узкой кроватью. У одной стены помещался грубый деревянный стол, на другой единственное украшение – простой крест.

В скале была высечена полка, на ней с десяток переплетенных в кожу книг и немного посуды. Было и примитивное сиденье.

Монах указал на него, но сам остался стоять у входа, сунув руки в глубокие карманы рясы, отвернувшись, хотя лицо его по-прежнему было скрыто капюшоном.

Наступила полная тишина, но тишина напряженная, электрически заряженная.

Неожиданно Питер вновь уловил знакомый запах, здесь, в грубой каменной келье, и с легким потрясением узнал его. Запах исходил от монаха.

Он сразу понял, кто этот человек, и это на мгновение вызвало замешательство.

И тут же, словно щелкнул хорошо смазанный замок, все встало на место. Теперь он знал.

Он уловил аромат дорогих голландских сигар и пристально посмотрел на монаха.

Послышался звук, напомнивший Питеру биение крыльев насекомого о стекло лампы, и монах чуть наклонил голову, вслушиваясь.

Питер измерял расстояние, время, взвешивал возможности.

«Монах, пятеро вооруженных во дворе, приближающийся вертолет...»

Опаснейший монах. Теперь, когда Питер знал, кто он, он знал также, что перед ним один из самых высококлассных бойцов, человек, с которым сам он вряд ли сравнится.

«Пятеро во дворе... – Питер неожиданно понял: – Их там не будет. Очень просто. Калиф не допустит, чтобы его увидел кто-то, кроме самого доверенного помощника и того, кому предстоит умереть. Монах уже отослал бойцов. Они ждут неподалеку, но им потребуется время, чтобы принять участие в событиях».

Остаются только монах и Калиф. Питер знал, что приближающийся вертолет несет на свидание Калифа. Теперь, судя по звуку, вертолет висел прямо над ними. Внимание монаха было приковано к нему. Питер видел, как он повернул голову под капюшоном. Впервые он утратил бдительность.

Звук изменился: пилот менял скорость вращения винта, собираясь посадить вертолет на маленькую каменную площадку двора. Безжалостно ярким светом вспыхнули посадочные огни и осветили через дверь внутренность кельи.

Поднялась пыль, бледными клубами проникла внутрь, и монах ожил.

Он подошел к двери и выглянул, на мгновение отвернув от Питера укрытое тканью лицо.

Именно этого момента ждал Питер, напрягшийся, точно гадюка перед броском. Едва монах отвернулся, как он бросился через келью.

Ему предстояло преодолеть десять футов, рокот винта вертолета заглушал остальные звуки, но чутье бойца предупредило монаха, и тот повернулся навстречу. Голова под капюшоном оборонительно пригнулась, и Питеру пришлось изменить направление удара. Он не мог больше целить в шею и выбрал правое плечо. Рукой твердой, как лезвие топора, он ударил монаха туда, где шея соединяется с плечевой костью. Питер слышал, как треснула ключица; этот резкий звук перекрыл шум вертолета.