Свинцовый залп

— Потрудимся для тебя, дед! — ответили литейщики, поснимали портки, отрубили канаты, удерживавшие баржу, и, упершись в корму, начали толкать ее от берега. Но тяжело нагруженная баржа подавалась плохо, шла толчками. Казаки переглянулись и тоже, поскидав шаровары, полезли в воду. Лоцман один остался на берегу, чутко прислушиваясь к возне на реке. Теперь баржа пошла ровно. С уханьем, хохотом, песнями вели ее люди, и крики их заглушали даже голодный рев Чусовой, бьющейся о грудь Трех Громов. Вот нос баржи коснулся указанного лоцманом пенящегося места. И этот на вид невинный гребешочек подхватил ее и легко, играя, перевернул два раза вокруг оси. Люди шарахнулись испуганно назад и, бултыхаясь по воде, бросились к берегу: оттуда лучше видна была вся река.

А баржа уже неслась вниз по реке. Но вот она попала в другой водоворот и снова закрутилась на месте, словно раздумывая перед решительным броском. Над бортом баржи показалось перекрученное веревками туловище Хрисанфа, стоявшего на коленях. До самого последнего момента был виден крутогорский владыка, до самого последнего момента блестела на солнце его рыжая голова.

Баржа скатилась в покатую стремнину и неуклюже запрыгала на волнах буруна, бившегося у подножия Трех Громов. А перед самым бойцом выкинулась носом вперед и носом же ударилась о скалу, от удара почти встав на корму. Сухой треск расщепленного дерева прилетел на берег, но его тотчас же покрыл тяжелый продолжительный гул, похожий на раскат отдаленного грома. Это пушки и ядра, сорвавшись от удара со своих мест, понеслись по трюму к корме баржи.

— Слышишь, старик? — тихо спросил лоцмана Чумак.

— Слышу, — шепотом ответил слепец и, повернувшись, зашагал прочь от берега, в глубь леса.

А казаки и литейщики не сводили загоревшихся взоров с баржи. Сорвавшееся и скатившееся в корму литье поставило ее на дыбы, и она уже днищем ударилась о боец, опрокинулась дном вверх и скрылась под водой, взметнув широкий гривастый вал…

Колокол-могила

Помяни старину, помянут и тебя.

Пословица

1

Ранний недолговечный снегопад-предзимок побелил тропу и склоны гор, когда мы добрались, наконец, до зимовки. Через полчаса на краю большого оврага бушевал костер.

Старый лесник Стратон холил, покряхтывая, шомполом свой ветхий бердан. Я сидел на пне и глядел бездумно на синие вершины дальней Зигальги, на оголенные леса, шебуршащие опавшей листвой, и на Белую, крутившуюся в узком ущелье у нас под ногами ошалелыми водоворотами.

— Стратон Ермолаич, как эти места называются? — спросил я.

— Какие места? — откликнулся лесник. Бросив в костер снятый с шомпола почерневший от порохового загара смазок, он встал. — Здесь, дорогой товарищ, местов, однако, много. Это, вишь, Чирьева гора, — указал он негнущимся пальцем на седловатую вершину, через которую перекинулся древний Екатерининский тракт. — Лес, что под Чирьевой, Рябиновым Колком называется; падь, что левее, та — без названия. Падь — и все тут. А про Белую тоже сказывать?

— Говорите, Стратон Ермолаич.

— Ну вот, для примеру, это место на реке Колокольным омутом называется.

С нашего, низкого, берега в реку выдвинулась лудь, каменная мель, и на первый же взгляд заметно было, что Белая в этом месте крутит могучим, злым омутом.

— А почему Колокольный омут? — спросил я снова. — Колокола, что ли, на дне звонят? Слышал я и такие легенды.

— Нет, колокола в омуте не звонят, — покачал головой Стратон. — И никакая тут не легенда, а истинная старина-бывальщина. Хотите, расскажу?

2

На горном Дебердеевском заводе спешили. Приказано было окончить к пятнице огромный, на триста пудов, колокол для уфимского собора. Уфимский провинциальный воевода прислал на завод гарнизонного капрала со строжайшим приказом: немедля слать колокол в город. Уфа ждала приезда какой-то великовельможной персоны — не то генерал-майора Павла Потемкина, начальника тайной комиссии по делу народного возмутителя Емельки Пугачева, не то главного усмирителя холопьего бунта генерал-аншефа Бибикова, — и надлежало достойным колокольным звоном встретить сих высоких персон.

Кроме отливки колокола, и другая забота была у хозяина завода купца Дебердеева. Как доставить колокол в Уфу? По Белой его не сплавить. От Тирлянского посада до самого Мелеуза река, сжатая горами, крутит ненасытными водоворотами. Побьет, сохрани бог, баржу! А если и не побьет, другая опасность ждет на низу. Получено известие, что взят пугачевским полковником Хлопушей Авзяно-Петровский купца Твердышева завод и льют бунтовщики на купцовом заводе пушки для Пугачева. Непременно перехватит Хлопуша уфимский колокол!

Выход один — отправлять колокол на лошадях. Путь немалый, сто пятьдесят верст, и трудный: через хребты Ямантау и Зигальгу, через Сим и оба Инзера. Для трудного этого пути ладили на заводе возок из плах в ладонь толщиной, с большими, сплошными — без спиц, колесами. Возок был уже готов, и вышел он на славу, хоть слонов запрягай, а вот с колоколом задержка.