«Наверное, именно так чувствуют себя подводники, когда на глубине в лодке открывается сильная течь. Хлещет вода, и ты понимаешь, что надо куда-то бежать, заделывать пробоину или хватать спасательные средства и по-быстрому уматывать с обреченного корабля… Думай, Витя, думай! Как и волка накормить, и самому потом в пасть крокодилу не угодить. Точно как в детской книжке про Мюнхгаузена: между крокодилом и львом…» Сидоров, кусая губы, листал свою записную книжку, прикидывая, с чего же ему начать, но мысли путались и как-то все равно получалось так, что ни один из вариантов не подходил. При любом раскладе он, Виктор Сидоров, попадал если и не под топор, то под серьезное подозрение, а любые подозрения в двурушничестве, в конце концов, все равно могли швырнуть его все под тот же топор, что в переводе с иносказательного означало самую обыкновенную пулю.
«Бочкину звонить нельзя категорически – он далеко не дурак и потом вмиг сложит два и два… Остаются его боевики. Он думает, я ничего не знаю про группу отставников, которая решает для него некоторые вопросы и разруливает щекотливые ситуации вроде той, что возникла с капитаном… Не-ет, брат, мы тоже не лаптем щи хлебаем, у Вити все записано и номерочки телефонов кое-какие есть! Ага, вот он… Так, успокоились, выдохнули и звоним…»
– Юрок? Приветствую тебя, друг мой. Кто?.. Ну, брат, начальство не узнавать грех, но я тебя прощаю, – полковник все-таки умел собраться в нужный момент. Голос Виктора звучал, как ему и положено во время разговора вальяжного шефа с мелкой сошкой: слегка насмешливо и добродушно-снисходительно. – Вот именно, богатым обязательно буду и тогда, вполне возможно, и тебя не забуду, ха-ха. Слушай, я чего звоню-то… Есть дельце одно небольшое. Ты про должок не забыл? Вот и ладушки! Короче, слушай…
10.
Цепочка была стальной, серебристо-блестящей, чуть больше метра длиной. Ее можно было бы назвать даже изящной и вполне симпатичной, если бы не одна маленькая, перечеркивающая все красоты деталь: одним своим концом цепочка крепилась к стальному же браслету-наручнику, а другим – к кольцу, подсунутому под ножку старого тяжеленного дивана. Дивана, который Елена вряд ли смогла бы приподнять даже в том случае, если бы ей решили помочь обе ее подружки с факультета журналистики.
Девушка устало вздохнула и, отложив в сторону книгу, без особых эмоций посмотрела на мелодично звякнувшую цепочку и расслабленно откинулась на спинку дивана. Некоторое время молча наблюдала, как охранник, восседавший за столом, продолжает, не обращая на пленницу ни малейшего внимания, читать очередную газету, затем не выдержала и язвительно произнесла:
– А говорят, в России никто сегодня не читает! Оказывается, еще как читают, блин… Слышь, ты бы мне хоть газетку дал бы свою – я бы посмотрела, кому там наши футболисты-кальянщики в очередной раз продули. Молчишь… Тебя, случаем, не Гримо зовут, а?
Спрашивала Елена без особой надежды на ответ, поскольку сегодня ее охранял бандит «молчаливый». Был еще второй, «разговорчивый», но его туповатые и сальные шуточки девушку откровенно бесили, и то, что нынче выпала смена именно «Гримо», Елену пусть немного, но все же радовало и успокаивало. Сидит бандит за столом, культурненько этак читает, не издевается, не пристает – много ли для счастья надо пленнику… Пожаловалась, что скучно, – принес несколько каких-то идиотских женских журналов, а в придачу книжку с полки снял и молча сунул. Правда, книга оказалась чуть моложе церковно-славянских рукописей и повествовала о жизни в каком-то занюханном колхозе семидесятых, но факт почти заботливого отношения к заложнице был, что называется, налицо. Хотя кормить могли бы и получше, а не одной лишь пиццей, которую к тому же приходилось запивать мерзким растворимым пойлом, которое назвать кофе язык не поворачивался.
В первые минуты похищения Елена, как и все, бывавшие в подобной ситуации, испытала жуткий страх. Какие-то мужики схватили, затолкали в машину, надели на голову вонючий темный мешок и куда-то повезли, совершенно не реагируя на попытки брыкаться, возмущаться и кричать. Хотя нет, кричать охоту отбили мгновенно, легонько и точно двинув локтем под ложечку – так, что минуту-другую Лена не то что крикнуть, а просто вдохнуть не могла. Чуть позже, когда стало ясно, что никто ее в ближайшее время ни убивать, ни лишать драгоценной чести вроде бы не собирается, страх сменился любопытством, на смену которому пришла обыденная и даже несколько забавная для истории непонятного похищения скука.