Свинцовый ливень Восточного фронта

Хотя немцы нанесли Советам огромные потери, сама немецкая армия и ее союзники, насчитывавшие к концу лета 60 000 итальянских пехотинцев и кавалеристов, также понесли тяжелые потери в людях и материальной части. К концу сентября, когда Карл фон Кунов попал в группу армий Юг на замену выбывшего офицера, немецкие потери составляли приблизительно 535 000 офицеров и солдат — примерно 15 процентов от общей численности Вермахта на Восточном фронте в 3,4 миллиона человек. К тому времени, когда он достиг 198-й пехотной дивизии, она практически достигла пика своего продвижения на тот год и уже была занята отражением энергичных контратак противника.

Вспоминает Карл фон Кунов…

В конце весны 1941 года моего полковника направили в часть, которая должна была принять участие в операции на Восточном фронте. На прощание я провел почетным строем свой саперный взвод перед его апартаментами. Полковник оценил это с удивительным дружелюбием и пожал мою руку, что он редко делал.

Однажды в моем присутствии командир роты протянул свою руку полковнику, который в ответ выдал: «Сделайте мне одолжение и ждите, пока я сам не протяну вам свою руку, прежде чем вы сунете мне свой плавник!» Возможно, расставание с красивой Францией и, возможно, расставание с нами сделало его более мягким!

Несколько раз во время войны я писал ему и всегда получал хорошие, добрые ответы. В конце 1944 года он стал генерал-майором и принял командование дивизией охраны. Он вышел в отставку в январе 1945 года, и после войны он жил в Берлине.

Несмотря на все его раздражающие манеры, мне в некоторой степени нравился циничный старый карлик; так или иначе он всегда немного напоминал мне моего эксцентричного старого командира роты Эрвина М. времен моих солдатских дней в Восточной Пруссии.

На некоторое время, пока я еще был во Франции, меня направили в Туре на курсы командиров рот. Тогда мне подвернулась возможность посетить всемирно известные замки в долине Луары. За последние недели пребывания во Франции я также посетил Париж, Руан, Анже и Ле-Ман. Так как я был восточным пруссаком, который в прошлом почти не пересекал границ родины, эта поездка была для меня изобилием новых впечатлений.

Наш полк был на несколько недель перемещен от побережья в глубь страны. Полковой штаб был расквартирован в замке изготовителя знаменитых на весь мир ликеров. Отношения между владельцем замка и его семьей и нашими солдатами были дружественными и благоприятными, и это было взаимно. Так было почти по всей Франции, но особенно очевидно в Нормандии; по историческим причинам люди там не очень любили англичан, таким образом, у нас был общий антагонист.

После начала кампании в России дочь владельца замка сказала мне, что теперь мы, немцы, точно проиграем войну. Официально, конечно, я не мог с нею согласиться.

В конце лета я был уведомлен о моем направлении в офицерский резерв группы армий Юг на Восточном фронте. Это было моим последним прощанием с частью, бойцы которой были в основном моими земляками.

Моей первой остановкой в России был Кировоград, где находился офицерский резерв группы армий. Перемена вида от зеленой, красивой Франции до унылой, серой России была столь сильной, что мне понадобилось много времени, чтобы привыкнуть к этому. Квартиры офицерского резерва были в прежнем местном штабе советской тайной полиции — низеньком кирпичном здании. В здании были явно видны следы от пуль на стенах подвала, одиночных камер и так далее. Короче говоря, в здании было все, что требовалось обитателям штаба тайной полиции для их ремесла.

В то время в Кировограде был также гигантский лагерь с тысячами русских военнопленных, которые после начала так называемой «распутицы» стояли по колено в грязи. Хотя они были нашим противником, я все равно чувствовал, что ситуация этих людей была отвратительной и невыразимо угнетающей.

Совершенно очевидно, нельзя было обвинять штаб группы армий в их страдании. У нас просто был недостаток помещений для их размещения и особенно средств для перевозки их в более подготовленные лагеря. Но я не хочу скрывать, что в некоторых местах обращение с русскими военнопленными было некомпетентным! Злодеяния, совершаемые в отношении некоторых немецких солдат, по-видимому, также способствовали плохому обращению со многими русскими военнопленными.

Когда меня отправляли на восток, я был фактически убежден, что не успею поучаствовать в боях. Отто Дитрих объявил по радио, что с конца лета в России будут нужны лишь действия по наведению порядка.

На месте все оказалось совсем иначе.