Свинцовый хеппи-энд

Но теперь она помнила имя того, кто спас ее тогда от этого человека - его звали Сергей. Сергей Скобелев. Она вспомнила все - время, проведенное в маленьком домике в подмосковном поселке Ракитино, свои скитания, вспомнила старика Оскара и поняла, в честь кого Ираклий назвал их бедного мальчика, вспомнила дом в глуши Владимирских лесов, вспомнила ад Бутырской тюрьмы. И побег, который ей устроил все тот же человек - Сергей Скобелев. Он дважды спасал ее, она была уверена, что спасет и в третий раз. И больше они уже никогда не разлучатся.

А потом ее грубо схватили крепкие злые руки, задрали ей рукав на правой руке и вкололи какое-то лекарство. Она стала засыпать.

Поначалу она спала как убитая, а потом к ней пришли какие-то видения. Перед ее Глазами постоянно стояло лицо Сергея. Как она отчетливо его видела, эти большие черные глаза, нос, который сначала был с горбинкой, а потом стал прямым, его аккуратно подстриженные черные усики, она слышала его голос. Она видела номер в гостинице "Европейская", видела саму себя, ходящую в красивом платье по этому номеру.

А затем снова тьма, холод, борьба на узкой улочке, выстрелы и жгучая нестерпимая боль в груди и в правой руке. И снова все погрузилось в беспросветную тьму.

Она открыла глаза. Перед ней были лица, ужасные злобные лица. И снова лицо Павла Дорофеевича Кузьмичева в затемненных очках. На его лице так хорошо знакомая ей гнусная улыбочка на тонких губах. А рядом с ним еще одно - с выдающейся вперед челюстью, маленькими свиными глазками, злобным тупым взглядом.

Этот человек схватил ее за руку, а Павел Дорофеевич снова ввел ей иглу в вену. Она не могла сопротивляться, она была слишком слаба. Снова все поплыло перед глазами, и она погрузилась во мрак.

Она снова проснулась. Сколько прошло времени с той поры, когда ей снова ввели лекарство, она не знала.

В маленькой комнате был полумрак. Небольшое окно загораживали тяжелые плюшевые портьеры. Но она поняла, что на дворе день. В щель между портьерами просвечивало солнце.

Она лежала на полу на мягких матрацах под атласным одеялом. Она дотронулась до своего тела и обнаружила на себе чужую ночную рубашку голубого цвета.

Голова еще была совсем мутная, но она внезапно вспомнила то, что произошло... Вспомнила и застонала. Чтобы не кричать громко, прикусила себе палец.

В ушах, словно в кошмарном сне, раздавался некий шелест. Калейдоскопом проносились события. И многолетней давности, и те, которые произошли только что.

История ее жизни в этот момент предстала перед ней, словно на ладони. Она как будто видела все Двадцать семь лет своей жизни - и детство, и себя, четырехлетнюю, брошенную всеми, бредущую по улице и плачущую, и Землянский детский дом, и годы, проведенные с Сергеем, и то время, когда она была замужем за Ираклием. Как странно - исчез Сергей, появился Ираклий. А теперь нет ни того, ни другого. Ираклий убит. А Сергей... Где он? Что с ним? Что произошло после того, как она была ранена в Царском Селе? Встретился ли он со своим дедом или нет? Ведь прошло уже около пяти лет. Как все это, однако, странно.

Она не ощущала страха, она не испытывала к своим похитителям и убийцам Ираклия ничего, кроме ненависти. А что будет дальше? Сможет ли она выдержать все это?

На этот вопрос она не могла ответить однозначно, мало ли что готовят для нее эти люди? Но если бы ее кто-нибудь спросил, в каком обличье она представляет себе дьявола, она бы ответила - в обличье Павла Дорофеевича Кузьмичева. Еще с детских лет он стал для нее символом мерзости и гнусности этого злого и жестокого мира. Она панически боялась его, когда была воспитанницей детского дома. Она боялась его, говорящего негромким вежливым голосом, гораздо больше, чем грубых, постоянно над чем-то хохочущих однокашников, больше, чем звероподобную Ангелину Антиповну, больше, чем кого бы то ни было.

Лицо Кузьмичева нельзя было назвать ужасным - скорее всего оно было никаким, незапоминающимся, серым, бесцветным. Невысокий рост, затемненные очки, жидкие, причесанные на пробор светлые волосы, тонкие губы. Было в нем, однако, нечто такое, что все-таки заставляло запомнить его.

Может быть, глаза, серые, бесцветные. Когда Кузьмичев пристально смотрел на кого-нибудь через свои затемненные очки, хотелось раствориться, провалиться сквозь землю, улететь куда-нибудь. Одно его молчаливое присутствие в помещении словно бы отравляло все вокруг, не хотелось жить, не хотелось дышать, не хотелось говорить.

Марина ничуть не удивилась, когда, очнувшись в машине, она увидела на переднем сиденье не кого-либо другого, а именно Павла Дорофеевича Кузьмичева. Нет, разумеется, его появление в ее жизни было достаточно неожиданным, и все же ей представлялось вполне естественным, что именно он должен был предстать перед ней в качестве той злой, омертвляющей все силы, только что лишившей жизни красивого, достойного отважного человека, которого так уважали все, кто его знал, и который так любил ее.