– Спасибо тебе, Лева, огромное, – Крячко положил на грудь пятерню, патетически кивнув. – Не знал, что ты такой изверг. Ты в своей положительности дошел до абсурда и забыл, что ты следователь, а я уголовник. Очень жаль. Так что в следующий раз – мясо, мясо и мясо! Сырое, с кровью!
Гуров оставил без ответа его слова, предоставив Крячко самому подумать над тем, красиво ли он себя ведет. Впрочем, как бы тот ни мотал ему нервы, Гуров знал, что он никогда не оставит Стаса одного в таком положении. Крячко тоже это знал. Может быть, поэтому и испытывал терпение друга.
– Да, мрачноватое жилище, – заметил Гуров, осматривая камеру.
– А мне нравится. Привык, знаешь ли. – Стас начал развязывать маленькие непрозрачные пакеты, заглядывая в них. Найдя сочный краснобокий персик, он тут же принялся его грызть, продолжая развивать собственную мысль сквозь набитый мякотью рот: – Я тут еще баб голых понавешаю. Красота будет... Говорят, уже можно, – он коротко оглянулся на Гурова. – В смысле, вешать баб. Я понятно говорю? Может, пока я тут молчу тихо сам с собою, в России на французском заговорили?
– Кто бы еще тебе разрешил их вешать? – Гуров принял от Стаса крупное румяное яблоко и, вертя его в руке, уставился на спину Крячко.
– Что там с убитой? Выяснил что-нибудь? – спросил Станислав и предложил товарищу табурет. – Садись.
– Кое-что выяснил, – ответил Гуров, осмотрел яблоко и немного откусил.
Яблоко оказалось сладким и сочным. Пожевав его немного, Лев Иванович присел.
– Да что ты? – удивленно повел бровью Станислав. Он тут же взял яблоко и так же, как Гуров, с той же гримасой, надкусил его. Он подражал Гурову и даже немного обезьянничал. Но беззлобно, будто ребенок. – Невероятно! И кто же убийца?
– Ты, – точно и хлестко залепил ему Гуров, чтобы Крячко замолчал и не осложнял дело. – Пока ты.
– Лева, не шути так, – сказал Крячко и, чтобы не показать своей обиды, начал забрасывать продукты обратно в пакет. – С некоторых пор я не выношу гадостей в свой адрес.
– Не знаю, Стас, не знаю, – сухо и задумчиво произнес Гуров, меняя гнев на милость. – Рано пока говорить о том, кто это сделал. Одни фигуры уходят, другие приходят. Не знаешь, кого ловить...
– Та-ак! – Крячко чуть не подавился с досады яблоком и даже перестал жевать. – Ты мне тут дурака-то не валяй. Ты хоть немного занимался моим делом или нет?
Гуров на этот взрыв отреагировал вяло и равнодушно.
– Стас, – бросил он короткий взгляд на товарища. – Как ты можешь так говорить? Совсем с тоски разум утратил? Я этим только и занимаюсь.
– Спасибо, – кивнул Крячко, но, как истинный профессионал, напористо повторил свой вопрос: – Что узнал? Давай-ка с этого начнем.
– Ну, во-первых, я нашел группу тех отморозков, с которых все началось. – Гуров старательно пережевывал сочную мякоть ароматного плода. – Всех до одного. У нас с ними даже вышла небольшая перестрелочка. С утра.
– С утреца, – кусая яблоко, с художественной утонченностью поправил его Стас.
– С утречка, – еще более утонченно исправил собеседника Гуров. – Выхватишь, бывало, пистолет, и э-эхх! Годы золотые, где вы? Знаете ли, нравится мне пострелять после завтрака. Ладно. Короче, я отыскал и возлюбленного покойной, который мне сказал самое главное.
– А главное, Лева, это будет ли у нас кубок УЕФА? И в каком тысячелетии?
Стас привалился плечом к стене, закинул обе ноги на постель. Каменный пол был очень холодным.
– Нет. Не будет. Никогда не будет, если мы будем так плохо играть. Ты слушай дальше и не перебивай, – Гуров наконец доел свое яблоко, поднялся с табурета, взял за хвостик огрызок и бросил в парашу. – Мы так с ним поговорили...
– С кем? – проводил его взглядом Стас. – Он безнадежный наркоман. Мне все Дацук рассказал. Он меня на допрос вызывал, и мы с ним тоже чудненько поговорили, – Крячко поднял с постели пакет с фруктами и сунул его в щель между шконкой и стеной. – Клянусь. Я ему понравился. Может, он даже на меня глаз положил. Как думаешь?
Гуров горько засмеялся и вернулся на свое место, вытирая руки носовым платком, по дороге вынутым из кармана.
– Так мне по ушам ездил, – морщась от бессилия и возмущения, без всякой иронии продолжил Станислав. – Я думал, отдавит. Два часа мурыжил, стервец. Сам вымок, меня слюной забрызгал.
– Такой деловой? – удивился Гуров, ища сигаретку.
Крячко это понял, механическим движением вынул из-под подушки пачку сигарет, коробок спичек и подал их Гурову.
– Дацук – полная профанация, – уныло констатировал он. – Он не ведет дела. Он или не умеет работать совсем, или валяет дурака. Тянет время. Он завалит дело – вот посмотришь, Лева. Его прямо из суда отправят на до-следование, потом еще раз отправят, потом его отстранят, если мою вину не докажут. Если докажут, то посадят. Но уже меня... Вот что он делает. Очень скользкий тип. За весь допрос ни одного вопроса мне по существу не задал. Только обвинял. – Когда в сознании Крячко вспыхивали воспоминания о встрече с майором, он начинал раздражаться.
– В общем, так. Твой арест – это месть. Сомнений в этом нет, – сказал Гуров.