Генерал Кочергин отвел взгляд и посмотрел в просторное окно своего кабинета. Он заслужил большую звезду на погонах непосредственным участием в десятках операций по всему миру, и никто не мог назвать его паркетным генералом. Он понимал, что Волков прав, и счел нужным объясниться, хотя мог бы и не делать этого.
– Ты, как всегда, прав, Витя, – размеренно произнес генерал. – Но решение принимал не я. Ты же знаешь, какая это проблема для страны. Если реально смотреть на вещи, ни служба безопасности, ни милиция пока не в состоянии справиться с этой проблемой. Если уж не могут справиться Штаты с их ресурсами… Сам понимаешь. И тем не менее. Кто-то из руководства нашего министерства, видимо, захотел получить возможность сказать президенту при случае – и мы пахали. И таким образом заслужить благосклонную оценку трудов своих праведных. И орденок, конечно. И переход на ступеньку выше. Это все в том случае, конечно, если ваша экспедиция будет относительно удачной.
– А если не будет? – прямо спросил Волков. – Что тогда?
– Тогда будет, как всегда в таких случаях, – не стал кривить душой генерал.
– И никто не узнает, где могилка моя? – осклабился Волков.
– Вроде того, – согласился начальник оперативного отдела. – Но ты же…
– Товарищ генерал, – позволил себе дерзость перебить начальника полковник, – надеюсь, вы не будете напоминать мне о том, что я давал присягу?
Генерал не одернул Волкова, прощая дерзость человеку, которого он посылает если и не на верную гибель, то, во всяком случае, на дело крайне опасное.
– Витя, это будет твоя последняя командировка. Даю слово. Я уже подал рапорт. Ты будешь сидеть в моем кабинете. И тогда поймешь, что легче: выполнять или приказывать.
– Ну, положим, это я уже давно понял. Не один «двухсотый» из Афгана отправил. И меня, откровенно говоря, не очень радует перспектива сидеть в вашем кабинете, если вы собираетесь на пенсию.
– Собираюсь, Витя. Потому и собираюсь, что ничего не могу поделать. Я человек военный, приказы не обсуждаю, а выполнять то, к чему не лежит душа, трудно.
– В мой огород камень? Извините, Николай Иванович, в самом деле, позволил себе. Накипело, – признал Волков. – Но как это вы не можете ничего поделать? Вы?! Генерал? Начальник оперотдела? У вас что, нет аргументов?
– Витя, что ты как маленький, – с нескрываемым раздражением сказал генерал. – Как будто ты не знаешь, что генерал-майор в Москве такая же шишка, как старший лейтенант в Рязани. И вообще, если не хочешь – можешь отказаться. На твоей карьере не скажется, я придумаю благовидную причину… Ну, так как?
– Как обычно, товарищ генерал! Готов выполнить любое задание Родины.
– Вот и хорошо, – вздохнул генерал.
«Генерал Кочергин оказался провидцем, – подумал Волк, лежа на холодном полу зиндана. – Эта командировка, видимо, будет для меня последней».
Волк попытался сесть и невольно застонал от боли в иссеченном осколками теле. Тимур Валиахметов придвинулся к нему:
– Болит, товарищ полковник?
Он перевязал командира, порвав свой тельник, сразу же после того, как их бросили в эту зловонную яму с невысокой глинобитной надстройкой. Тысячелетняя традиция устройства подобных темниц не давала никаких шансов на побег без посторонней помощи, и наверху иногда слышались размеренные шаги часового.
– Все нормально, – ответил Волков. – Давай только разговаривать потише. Они ни в коем случае не должны знать, кто мы.
– Уви уивил ток ин инглиш? – спросил Тимур. – Будем разговаривать по-английски? Они ж все равно не поймут.
– Они десять лет воевали с нами. Многие понимают по-русски. По крайней мере, могут отличить на слух, что говорят по-русски.
– Я об этом не подумал, – признался Тимур.
– Как ты сам?
– Да вроде ничего, меня особенно и не зацепило. Только в ушах звон не проходит.
– Это контузия. Пройдет. Что там с Николаем?
Игнатов, подорвавшийся первым на растяжке, был без сознания, сказывалась большая потеря крови и болевой шок – левая ступня радиста держалась практически на лоскутах кожи. Вася перетянул ему ногу ремнем и сумел остановить кровь.
– Генсек в отключке, в себя не приходил, – грустно констатировал Валиахметов. – Может, оно и к лучшему. Вонь тут, однако…
– Скоро принюхаемся, – утешил полковник, – свое дерьмо не пахнет.
– Что делать будем? Может, как стемнеет, я подсажу вас?
Стены зиндана, глубокой трехметровой ямы, были выложены необожженным глиняным кирпичом. Скатиться вниз по наклонной стене, которая вела к выходу из темницы, было очень легко, а вот подняться самостоятельно невозможно.
– Попробуем, – неопределенно сказал Волк. – Хотя смысла особого не вижу.
– Так что? Сидеть и ждать?
– Я думаю, Тимур, ситуация не столь трагическая. Может, еще на свадьбу к себе успеешь.
– Да уж, – мгновенно помрачнел Валиахметов, и полковник пожалел, что напомнил ему о свадьбе.
– В самом деле, – поспешил утешить его командир. – Во-первых, Медведь с Колодеем должны выполнить приказ и подорвать скалу. Они все видели, может, смогут помочь.
– А если не смогут?
– Даже если не смогут. Мы для душманов выгодный товар. Они будут пытаться продать нас натовцам.