Свиноматка (ЛП)

Там было нечего искать. Он вошёл туда просто ради ностальгии, чтобы вспомнить лучшее время в этом проклятом месте, которое теперь для него потеряно. В прошлый раз, когда он был там, это было с Холли, и она была беременна и здорова, её щёки приятно пылали, а её глаза были такими голубыми…

Как прекрасна она была в тот день, когда непристойность проникла в неё.

Снаружи Ричард подошёл к свинарнику.

Стоя перед низким дверным проёмом, он услышал истерический визг свиноматки изнутри. Она хрюкала своим счастьем. Она позвала его, и он подчинился, волоча себя, чтобы упасть ниц на её раздвинутые ноги.

Он сказал себе, что может бежать в любое время по своему усмотрению. Что он не должен будет делать что-либо противоестественное. Что он может вернуться с бензином, облить всё это место и сжечь его… он так думал.

Чары свиньи были слишком сильными. Она хотела его здесь, и он был сейчас здесь. Он не мог устоять перед ней. Он не мог надеяться на себя. Он был куклой на верёвочке, и она потянула его за собой.

Наклонившись, он вошёл в свинарник.

Там всё было как прежде: кирпичные стены, старое сено, заброшенные загоны, грязные забрызганные навозом стены, ядовитый запах свиной крови, свиного дерьма и мочи. Только хуже на этот раз, потому что это было не воспоминание или даже призрачное видение, а физическая реальность, влажная и органическая. Она заполнила длинное узкое здание, испуская ужасный и зловонный поток воздуха.

Ричард нашёл почти невозможным идти дальше.

Воздух был горячим, пронизанным экскрементами, мочой и разными гнойными выделениями. Запах ползал прямо по его горлу и гнездился в его животе, посылая волны тёплой тошноты, пронизывающие его; мухи ползали по его лицу.

Он сразу нашёл труп Мэйтленда.

Он висел на крюке, подвешенном к потолку. Ричард должен был быть шокирован при виде этого или, по крайней мере, быть в ужасном состоянии, но это было не так. Он больше не испытывал шока. Он остановился и посмотрел на него с грызущим томительным чувством внутри, но никаких эмоций не было. Крюк был продет через заднюю часть черепа Мэйтленда, и это, должно быть, потребовало значительной силы. Но как ни страшно это было осознавать, от него скоро мало что останется.

Свиноматка ела его.

Она взвизгнула между его ног и вонзила клиновидную пасть в его брюшную полость, казалось бы, прогрызаясь прямо через тазовый пояс. Мухи облепляли труп, поднимаясь и опускаясь, как облако чёрной сажи.

- Ричард, иди сюда, - сказал голос. - Теперь страха нет, только откровение.

Хотя голос был женственным в своей подаче, это был не мягкий голос Холли, и даже не царапающий, пронзительный рык твари.

Это был голос, которого Ричард не знал.

Кто-то стоял возле большого загона в конце свинарника, как будто пытаясь заблокировать его продвижение.

- Иди сюда, - сказал голос.

Он пошёл.

Он проследовал туда, где грязь устремилась глубже в землю, глубже в тёмные языческие тайны самого свинарника, места кровопролития, насильственной смерти и нового рождения. Именно здесь, в давно прошедшие дни, свиноматки разводили своих детёнышей. Здесь огромные сопящие самцы кабана были кастрированы рукой фермера до того, как их мясо стало кислым от их собственных железистых выделений, и они стали жестокими хряками. И здесь свиней забивали на мясо, обычно в специальном навесном вольере, где они не могли двигаться, пока у них было перерезано горло, а кровь собирали в миски для сосисок и колбас.

Свинарник пропитался своим прошлым: смертями и убийствами, свидетелями которых он был. Он впитывал мерзкую атмосферу, как губка, насыщался ею.

Ричарда ждала миссис Крауч.

Это не мог быть никто другой. Она была одета в клюквенно-красный спортивный костюм. В её осанке не было ни сутулости, ни намёка на усталость. И это было особенно тревожно, потому что её волосы были белыми и редеющими, а худое лицо было в морщинах, как сосновая кора. Она выглядела так, словно это она имела власть над временем, а не наоборот.

- Миссис Крауч? - сказал Ричард.

Старушка захихикала.

- Это было давно, сынок. Давным-давно. С тех пор я потратила несколько жизней. Циклы наступают, и они проходят, растущие и убывающие, как фазы луны высоко над головой.

- Ты же ведьма.

- Акушерка, - поправила она его. - Акушерка. Я нахожу идеальное место для посева и слежу за ним, пока не приходит срок. В этом нет никакого колдовства, мой мальчик, никакого колдовства в биологии матери-земли и её путях, которые многочисленны и священны.

Он видел, что у неё был резкий шов тёмного фанатизма, но его сдерживало непринуждённое материнское спокойствие, лёгкое и наркотическое, как золотое солнце позднего вечера. И в этом не было ничего даже отдалённо угрожающего с её стороны. Она не помешивала содержимое котла палкой и не бросала туда кости. Она просто стояла там, улыбаясь, её зубы были изношены и немного кривы.