Свинью подложили

Весь наш класс во главе с Полкан Полканычем (Павел Иванович Дутыш) был поражен и шокирован его смелостью и проклевывающимся вольнодумством. Это смахивало на бунт против махровых социалистических ценностей – в восьмидесятых-то годах! Колобка все сразу зауважали, включая заштатных задир и драчунов. Меня также заинтересовала его личность, особенно после того, как он решился сесть за одну парту не с хулиганом Лукиным, и не с неряхой Ионкиной, а с очень странной девочкой, одиноко сидящей на галерке, возле окна, в самом дальнем от входа углу класса. За то, что Денис проделал ко мне такой длинный путь через косые взгляды одноклассников, я прониклась к нему уважением, а некоторое время спустя мы крепко подружились. О чем только мы ни говорили, встречаясь в школе или во Дворце спорта, где он занимался акробатикой, а я – художественной гимнастикой, – о прочитанных книгах и просмотренных фильмах, о школьных делах и последних событиях в мире. Лучшего друга трудно было и вообразить, и эту дружбу я не считала любовью до тех пор, пока в один прекрасный момент со мной не произошло то, что однажды произошло с Евой, – я как будто что-то съела. И съела явно что-то не то.

Весна любви! Первые поцелуи, неуклюжие объятия, нелепые ухаживания, идиотские признания – я думала, что сойду с ума, не дождавшись своей очереди. Одна половина моих одноклассников и одноклассниц самозабвенно, упоительно писала друг другу любовные записки и назначала свидания. Другая половина – та, которая не осмеливалась на романтические подвиги, – шпионила за первой, добывая информацию о явках и паролях, так как весенний вопрос одинаково волновал и тех, и других. Забавно было наблюдать за тем, как дети-шпионы вечерами, на прогулке, устраивали слежку за прячущимися в подворотнях Ромео и Джульеттами, чтобы на другой день в школе посплетничать о том, кто с кем целуется. Нам всем было страшно впервые в жизни выставлять свои чувства напоказ, на посмешище перед друзьями, родителями и учителями, но, когда вдруг проснувшаяся после зимней спячки природа протянула ко мне свои невидимые, чуткие руки, обняла меня трепетно и нежно, повлекла за собой, закружила в священном танце стихий и ароматов, подхватила на крыльях любви и унесла куда-то в поднебесье, я воскликнула:

– Елки зеленые!.. Колобок – это же мой принц! И азиат, и полноват, и коротко стрижен – в общем, мужчина моей мечты!

А воскликнув, я моментально договорилась с ним о месте и времени конспиративной встречи.

К тому времени моя семья переехала из строительного общежития в новую двухкомнатную «хрущобу», и школа, куда я перешла учиться, располагалась прямо под окнами нашего дома. Там, где раньше пылил пустырь, медленно поднимался новый микрорайон. Вдоль проезжей части только-только насадили тополя, а на школьном дворе, где, кроме дикой, душистой травы, никакой зелени не росло, было, как у лысого на макушке. На этой лысине я и назначила Колобку свое первое в жизни свидание. Никто не мог заподозрить, что я здесь, на ступенях школы, а не где-то в темных кинотеатрах или в изобилующих укромными уголками парках и сквериках, на виду у всех учащихся и учителей, устраиваю очную ставку с человеком, которому я решила посвятить всю свою жизнь. Изящные картины, писанные маслом, – симметричные аллеи, перламутровые фонтаны с плавающими в них белыми лебедями, великолепные дворцы, золотые кареты, парчовые убранства с декольте, блеск от рукоятки шпаги на эфесе – заполонили мое воображение.

Чтобы выглядеть поэффектнее, я попросила маму погладить мое любимое шелковое платьице в мелкие груши и цветочки, с зеленым шелковым бантиком на груди и с рукавчиками фонариком – наряд, который больше подходил для детсадовского утренника, чем для такого секретного мероприятия, как свидание.

– Ты куда собираешься, в парк? – спросила меня мама.

– Нет.

– А зачем так наряжаешься?

– На свидание пойду, – гордо вскинув голову, ответила я. Лучше горькая правда, чем сладкая ложь.

Я стояла в прихожей перед большим зеркалом, заплетая в косу свои длинные кудрявые волосы, как вдруг то ли у меня, то ли у самой жизни произошел какой-то странный сдвиг по фазе. Все обычные человеческие дела, рутина и повседневность существования словно отошли на второй план, уступив место новому неизведанному состоянию. Я неожиданно поймала себя на мысли: «Как это удивительно, что мама старательно, с усердием гладит мне платье, папа, инстинктивно дергаясь, смотрит по телевизору спортивную передачу, бабушка, наверное, погруженная в свои воспоминания, вяжет в спальне на спицах, и никто не замечает, что мир по всем вертикалям и горизонталям пронизан одной лишь сплошной любовью? Неужели люди так слепы и несчастны? Неужели никто не замечает того, что является самым важным в жизни, того, что составляет смысл бытия? Вот она, во мне, эта любовь, журчит ручейками, распускается цветочками, чирикает под облаками пташками, звучит согласными аккордами. Сердце колотится в такт с целой планетой, со всем мирозданием, с ангелами и богом. Неужели я одна все это вижу, понимаю и чувствую, а другие – нет?»