Свингующие пары

И, конечно, была права.

Мы с Диего, понемногу, нехотя, лишь пробовали сначала все великолепие в маленьких вазочках, которыми был уставлен стол… по чуть-чуть, чтобы поддержать компанию. Потом, где-то под конец вечера, со стыдом понимали, что подмели все подчистую. Хотя и он и я предпочитали приходить на эти вечера сытыми. У нас даже появилась традиция совместного похода куда-то поесть, пока Лида и Алиса приготовят все для вечеринки у нас в доме. Но даже и после этого мы сметали со стола все, пока наши женщины, – с веселым презрением эльфов, – глядели на своих чавкающих волосатых боровов. Женщинам достаточно было за один вечер обсосать один ломтик высушенного и проперченного картофеля – буквально разложить до молекул под языком, – или горошиной перекатывать во рту оливку. Они не ели, а пробовали. Мы заглатывали, а они слизывали. Как ни странно, это предавало нашим маленьким сборищам некоторое равновесие.

Мы с ними уравновешивали друг друга, и если иногда мы были тяжелы, как чересчур обильно выпавший снег, то они были достаточно гибки, чтобы сбросить с себя нас. Но не целиком, не полностью, нет. Только лишь частью, в меру.

Женщина – синоним «меры»,сказал как-то торжественно Диего, и мы за это немедленно выпили, чокнувшись.

Каждый потянулся со своего края стола, и я увидел небритые подмышки Диего, которых он не стыдился, а, напротив, это всячески подчеркивал. Щеголял волосней, словно японский гимнаст на Олимпийских Играх где-то в Лондоне. Мокрое пятно под плечом Лиды, и такое же у Алисы – наконец-то ты потекла, сучка, – мокрую верхнюю губу Лиды… Как я упоминал, в такие вечера мы взяли за правило не трахаться, хотя были практически раздеты. После террасы нас ждала гигантская ванная с бегущими из нее пузырьками, – Диего постоянно отпускал скабрезные шуточки про пузыри и воду, – часто мы лежали там вчетвером, совсем голые, и с наслаждением чувствовали на груди давление всех полтутора тысяч литров воды, что требовал этот Левиафан сантехники. Он, – как и камин, – был следствием чрезмерной настойчивости, жизнелюбия и самодовольства Алисы.

Я знал, что из-за этого, – по сути, – бассейна, на нас жаловались муниципальным властям жильцы дома.

Не все, лишь самые ревнивые, претендовавшие на то, чтобы числиться в среде местной знати. Конечно, им в праве посещать наш дом было отказано. Даже если кто-то из них приходил пожаловаться, – может быть, вода, начавшая стекать по потолку или какая другая мелочь, – Алиса могла встретить его в мокрой простыне, и величественно указать на лестницу. Если же у нее было плохое настроение, она просто-напросто не открывала дверь. Отдаю должное мастерству рабочих, установивших нам мини-бассейн, – если у соседей что и текло, то не от нас, и, сдается мне, они всего лишь хотели глазком заглянуть в наши с Алисой сказочные покои.

Пускай смотрят в террасу, извращенцы гребанные,смеясь, говорила Алиса.

Она ненавидела так называемых простых людей. И хотя литературу она ненавидела еще, может быть, сильнее, но я в глазах жены в любом случае был существом высшего, – нежели остальные – порядка. Скажем, она презирала меня, как богиня – титана. А людей для нее попросту не существовало. Поэтому она лишь терпела Лиду. Мы понимали, что Лида у нас в доме – лишь благодаря своему мужу. Моя жена изредка милостиво обращалась к Лиде, но так, что ни у кого сомнений не оставалось: именно что милостиво. Лида знала, что ее лишь терпят, как терпели на Олимпе Ганимеда. И потому взгляды, которые она бросала на Диего, были робкие, и доверчивые. Взгляд человека, который просит не подвести. Диего это лишь забавляло.

Мы, мужчины, знаем…начинал говорить он, после чего резко обрывал фразу.

Получалось, мы, мужчины, знаем. Все на свете, от снега и ветвей, до Луны и женщин. Это так развеселило меня, что я предложил Диего в считанные минуты доказать, насколько он заблуждается.

Мачист ты несчастный,сказал я ему, веселясь.

Мачизм это чуть севернее,отвечал он, заинтересованно всматриваясь.

Лида с Алисой тоже вглядывались, каждая со своего угла. Это Алиса нас так всех рассадила. Она говорила, что никому из нас печальная перспектива не вступить в брак уже не грозит, стало быть, и бояться острых углов нечего. Тем более, что они и не были острые: столик был как будто оплавлен, за ним приятно сиделось. Я в который раз почувствовал благодарность Алисе за то, что она создала наш дом.

Понятно это становилось только в присутствии гостей.