Читаем Свифт полностью

Хотя Свифт в «Сказке о бочке» и выражает сомнение в действенности сатиры и объясняет ее неуспех тем, что люди не принимают упреков на свой счет, а склонны приписывать высмеиваемые черты кому угодно, только не себе — все же он считает свою работу весьма актуальной, а главное — целеустремленной и определенным образом направленной.

«Вот уже шесть месяцев, — пишет он своему издателю Симпсону, — прошло со времени появления моей книги, а я не только не вижу конца всевозможных злоупотреблений и пороков — по крайней мере на этом маленьком острове, как я имел основания ожидать, но и не слыхал, чтоб моя книга произвела хотя бы одно действие, соответствующее моим намерениям».

И хотя здесь явно сквозит ирония, Свифт все же чувствует потребность продолжать свою работу и конкретно указывает на то, что именно он хотел бы, чтобы прекратилось после выхода в свет его книги. Шутки шутками, но в каждой шутке, как известно, есть доля правды.

Свифт пишет:

«Я просил вас известить меня письмом о моменте, когда прекратятся партийные счеты и интриги; судьи станут просвещенными и, справедливыми; стряпчие — честными, умеренными и приобретут хоть капельку здравого смысла; в корне изменится система воспитания молодых дворян; будут изгнаны врачи; самка йэху украсится добродетелью, честью, правдивостью и здравым смыслом; будут основательно вычищены и выметены дворцы и министерские приемные; вознаграждены ум, заслуги и знание; все, позорящие печатное слово, в прозе или стихах, осуждены на то, чтобы питаться только бумагой и утолять жажду только чернилами. На эти и тысячу других преобразований я сильно рассчитывал, слушая ваши поощрения; ведь они составляют прямой вывод из наставлений, преподанных в моей книге. И должно признать, что семь месяцев — достаточный срок, чтобы исправить пороки и безрассудства, которым подвержены йэху, если бы только они от природы имели малейшее расположение к добродетели и мудрости».

Он хочет избегнуть недоразумений. В этом письме-предисловии он не скупится на то, чтобы лишний раз подчеркнуть задачи своей книги, и еще раз поясняет, что йэху (люди-животные в стране, где лошади — господствующие разумные существа), о которых он пишет, настолько реальны, что «очевидно, даже в нашем отечестве их существуют тысячи и они отличаются от своих диких братьев из Гуигнгнмгии (страны лошадей) только тем, что обладают способностью к бессвязному лепету и не ходят голыми».

Он, наконец, открыто заявляет:

«Я писал для их исправления, а не для их одобрения».

Он не обходится и без припадка откровенной злости, которая, вообще говоря, больше характерна для «Сказки о бочке», нежели для «Гулливера»:

«Единодушные похвалы всей их породы значили бы для меня меньше, чем ржанье двух выродившихся гуигнгнмов, которых я держу у себя на конюшне».

Он пользуется своим правом называть выдуманных им гуингнгнмов несчастными животными.

Но он не злоупотребляет этим. Ой не хочет жаловаться. Он явно хочет придать «Гулливеру» другой тон, чем тот, которым он пользовался в «Сказке о бочке» и в других своих вещах, — «не хочу больше докучать ни себе, ни вам».

И кончает предисловие таким примирительным тоном.

«Должен откровенно признаться, что по моем возвращении из послед него путешествия свойственные моей натуре йэху ожили во мне v благодаря общению с немногими представителями вашей породы, особенно членами моей семьи, что совершенно для меня неизбежно. Иначе я никогда не предпринял бы нелепой затеи реформировать породу йэху в нашем королевстве».

Он хочет раз навсегда покончить с жалобами. Вообще, жалобы для Свифта не типичны. Его сатира менее всего — жалоба. Это — разоблачения, нападения, это — скорее всего — открытый бой.

Это хочется отметить, т. к. это лишний раз подтверждает наше мнение о том, что Свифт — борец, а не скептик и мизантроп, каким его хотят видеть многие критики и биографы.

В «Гулливере» он выносит на широкий суд свои требования. Он Вводит в бой все средства своей борьбы.

«Сказка о бочке» — это философско-публицистическая лаборатория, в которой производились пробы боевых средств.

«Гулливер» это — широкий бой, данный с соблюдением разнообразной тактики в боевых операциях.

Свифт хочет, чтобы нападение было понятно массам. Он хочет вызвать на бой огромное количество людей. Он придумывает гениальную фабулу. Он делает свое нападение неслыханно зрелищным.

Сначала он «завлекает» читателя. Он пользуется обычными приемами романов-путешествий — он начинает с обычного трафарета таких романов — отец, воспитание, корабль, авария, буря, прибило к острову и т. д. — это для того, чтобы «завлечь». Он осторожен. Он не сразу огорашивает читателя своими злобными нападениями. Даже о медицине он пишет нечто миролюбивое: «я изучал медицину, будучи уверен, что знания ее окажутся мне полезными». Это тоже для того, чтобы не сразу огорошить читателя — ибо известно как Свифт издевался над медиками.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии