Свифт был достаточно дальновиден, чтобы почувствовать остроту создавшегося положения. Он выпустил анонимный памфлет. «Мысли члена английской церкви о религии и правительстве». Здесь он пытается найти платформу блока между двумя враждующими партиями. Но его советы оказались неприемлемыми в данный момент. Несколько обновленное министерство уже не удовлетворяло общественное мнение правящих кругов.
Свифт покидает Лондон, усталый от распрей и интриг, ничего де добившийся, ничего не успевший ни для себя, ни для тех бедняков, за которых он хлопотал.
Он бежит в Ларакор, свой старый деревенский приход. Довольно политики. Он не ждет от нее ничего хорошего.
Скромная церковь, маленький садик, дружба Стеллы — все это быть может и дает некоторое успокоение. Успокоение ненадежное, временное.
Досада кипит в его сердце. «Испорченность господствующих классов», признается Свифт, «пожирает его плоть и исскушает его кровь».
Мыслями он все в-том же кипящем политическими интригами Лондоне, откуда приходят тревожные письма от вигских деятелей. Их дни теперь уж действительно сочтены. Герцогиня Марльборо теряет почву под ногами в Сен-Джемском дворце. Оппозиция ториев, руководимая Гарлеем и Сент-Джоном, в парламентских речах, в безымянных памфлетах, выходящих в тайных типографиях, показывает, что разорительная война никому не нужна, кроме герцога Марльборо, бесстыдно набивающего карманы в походах.
Ближайшим поводом к падению вигов явилось судебное разбирательство дела Сачвереля..
Сачверель, священник лондонской церкви св. Павла, произнес в конце 1709 г. две проповеди, в которых нападал на вигское правительство и защищал торийскую доктрину о божественном происхождении королевской власти и о непротивлении ей со стороны народа. Министры виги во главе с Годольфином, которому особенно досталось в проповедях Сачвереля, привлекли священника к судебной ответственности.
В феврале 1711 года началось слушание этого запутанного дела, И обвинители и защитники стояли на той точке зрения, что королева обязана своей короной исключительно воле народа, который может так же изгнать династию, как и поставить ее у власти.
Шестьдесят семь голосов против пятидесяти признали Сачвереля виновным. Инкриминируемая ему проповедь и докторский диплом были сожжены публично. Сачверелю было запрещено проповедывать в течение трех лет.
Конечно, приговор был очень мягким, но самого факта осуждения Сачвереля было достаточно для того, чтобы поднять новую волну агитации ториев.
Королева Анна почувствовала в осуждении Сачвереля подрыв устоев королевской власти.
Под влиянием всех этих событий выборы 1710 г. дали сильное большинство ториев. По установившемуся порядку министерство должно было формироваться из членов партии, (преобладающей в Нижней палате.
Если бы королева Анна пожелала сохранить вигокое правительство, ей пришлось бы распустить парламент и ждать результатов новых выборов. Она не сделала этого.
Анна предпочла удалить правительство Годольфина. К власти пришли тории.
Во главе нового правительства стали два крупнейших деятеля из лагеря ториев: Гарлей, будущий лорд Оксфорд, и Сент-Джон, получивший впоследствии титул лорда Болингброка.
Когда произошел этот переворот, англиканское духовенство Ирландии снова направляет Свифта в Лондон, чтобы тот хлопотал о снятии обременительных налогов.
Среди тревог, среди хлопот, дипломатических переговоров и свиданий со старыми и новыми друзьями Свифт урывает несколько минут для своеобразных записей, вошедших в литературу под именем «Дневника для Стеллы».
В броских заметках, в растрепанных фразах Свифта мы видим следы его жизни в Лондоне. Нетрудно проследить пути его окончательного разрыва с вигами и его перехода к ториям.
В письме пятом от 30 сентября 1710 г. Свифт пишет: «Льюис, большой любимец Гарлея, должен в будущую среду представить меня Гарлею».
Свифт возлагает повидимому большие надежды на эту встречу с новым премьером: «Я обращусь к «ему. Он прежде выказывал ко мне предупредительность, и если не изменился, то, полагаю, что он сочтет полезным хорошо обойтись со мной».
Пока Свифт ожидал встречи и сближения с новыми правителями страны, поверженные виги кричали о его измене или печально отворачивались от него.
Слишком много горечи накопилось и у Свифта в отношениях с вигами. Он теперь видел ясно, что вигская партия находится в необычайном упадке, что она прогнила насквозь и что интересы денежных мешков и лавочников, защищаемые вигами, для него несравненно дальше, чем интересы мелких, землевладельцев и деревенских сквайров, сторонников ториев.
Трудно предположить, как это делают некоторые биографы, что Свифт из простой корысти перешел к ториям. Этот переход был подготовлен и глубоким разочарованием в вигах и тем, что Свифт считал себя стоящим гораздо выше жалких интриг и распрей обеих партий. Это был человек, стоявший по своему уму и дарованиям значительно выше того буржуазно-либерального окружения, в котором он находился.