После того как немцы 9 июня 1942 г. сровняли с землей Лидице в отместку за убийство Рейнхарда Гейдриха, 105 лидицких детей отправили для расовой проверки в Лодзь. Четверо из этих чешских детей – Анна, Мария и Вацлав Ганф и их восьмилетняя кузина Эмилия – были из одной семьи. Анна вернулась на родину первой. Ее немецкие родители, которые до сих пор относились к ней вполне хорошо, просто дали ей денег на проезд и отправили в Дрезден. В суматохе на вокзале Дрездена ее заметил дружелюбный чешский рабочий, который поддержал ее и обратился к чешским властям. Отца Анны расстреляли в Лидице во время массовой бойни 9 июня, а мать умерла в Равенсбрюке. Но за ней приехал дядя. Поскольку все это время она поддерживала связи со своей сестрой Марией и кузиной Эмилией, она смогла указать чешским властям, где они находятся. Увезти Эмилию из благополучного и привилегированного дома Кукуков оказалось гораздо легче, чем разлучить Марию с немецкой семьей, которая обращалась с ней как с бесплатной домашней прислугой. Приемная семья очень постаралась вбить Марии в голову всю глубину ее чешской неполноценности. Прошло немало месяцев, прежде чем она перестала вздрагивать за столом во время еды. Но к 1947 г. она нашла в себе мужество дать показания на Нюрнбергском процессе над чиновниками СС по вопросам расы и переселения [16].
О том, как важно привлекать к работе специалистов, говорящих на нужных языках, особенно хорошо свидетельствовала история поисков последнего из детей Ганф. Вацлава, младшего брата Марии и Анны, переводили из одного детского дома в другой, но везде он отказывался учить немецкий язык и нередко терпел побои персонала. Чешская команда, опрашивавшая польского мальчика по имени Янек Венцель, заподозрила, что он не тот, кем кажется. Все стало на свои места, когда они начали петь чешскую детскую песенку «У меня есть кони, черные кони». Лицо мальчика просияло, и он со смехом подхватил по-чешски следующую строчку: «Черные кони мои!» Из всех лидицких детей расовую проверку прошли всего лишь семеро, и только 17 из 105 изначально вывезенных детей удалось найти после войны: большинство остальных были убиты или умерли в лагерях. Истории семейных воссоединений представляли собой скорее исключение, чем правило. К сентябрю 1948 г. Международной службе розыска удалось найти и вернуть родным только 844 из 21 611 детей, значившихся в ее учетных записях [17].
Британские сотрудники службы поиска детей стремились прежде всего репатриировать детей в Восточную Европу. Это была общая политика союзников: советских граждан первыми отправляли обратно (по прибытии они сразу попадали в «фильтрационные лагеря», где НКВД проверял их на предмет коллаборационизма). Кроме того, западные державы стремились отправить перемещенных «домой», чтобы избавиться от административных проблем. С началом холодной войны и послевоенного экономического бума политика союзников изменилась: британцы и американцы стали рассматривать оставшихся перемещенных не как проблему, а как трудовой ресурс. Если раньше британцы пытались оградить польских детей от антикоммунистических взглядов взрослых перемещенных, которые могли отговорить их от возвращения домой, то во время холодной войны они уже крайне неохотно помогали Роману Грабарю, возвращавшему детей по другую сторону «железного занавеса» [18].
Янина Пладек встретила окончание войны в Вестерстеде, красивом средневековом городке в Аммерланде между Бременом и голландской границей. Бежав из Польши от наступающей Красной армии, ее родители вступили в местную баптистскую общину и поселились на ферме. Но община приняла Янину неприветливо, и она не смогла найти там друзей. Помощь пришла со стороны Британии: поскольку в Вартеланде отец Янины работал на немцев, и их семья была зарегистрирована в немецких общенациональных списках, ее младшего брата призвали в вермахт. Он попал в плен к англичанам, а через некоторое время сражался в составе польского корпуса. Теперь Янина отправилась в местный лагерь для перемещенных и воспользовалась этой связью, чтобы получить льготы для переезда в Британию [19].