Теперь из Восточной Пруссии оставалось только два выхода. Беженцы из северных районов направились в сторону Кенигсберга и Земландского полуострова, надеясь уйти морем из Пиллау. Жители юго-восточных и центральных районов направились к Фришес-Хафф, пытаясь по льду добраться до Кальберга, небольшого летнего курорта, расположенного на длинной тонкой песчаной косе, отделяющей Вислинский залив от Балтийского моря. Из Кальберга они двигались по дороге, идущей вдоль песчаных дюн Фрише-Нерунг (Балтийской косы) к богатым янтарем илистым землям в устье Вислы, минуя концлагерь Штуттгоф, направлялись к портам Данциг и Гдыня, а за ними – к безопасной Восточной Померании.
Преследуемые штурмовой авиацией и подгоняемые известиями о советском наступлении, сотни тысяч беженцев присоединились к остаткам 23 немецких дивизий в анклаве у южного края Вислинского залива вокруг Хайлигенбайля. Вермахт удерживал этот котел, в самом широком месте не превышавший 19 км, с конца января. До тех пор, пока в конце февраля лед не начал таять, группы беженцев одна за другой переходили залив от берега между Хайлигенбайлем и Браунсбергом. Поскольку дорога находилась в пределах досягаемости советской артиллерии, беженцы переправлялись ночью. Крестьяне цепочкой гнали свои телеги по дороге, отмеченной редкими факелами, с импровизированными мостами, сооруженными в тех местах, где лед уже тронулся. 12 февраля Лоре Эрих отправилась в переход по льду с двумя маленькими детьми – этой возможностью она была обязана солдатам СА в Браунсберге, которые под угрозой оружия заставили фермеров взять с собой пеших беженцев. В первые полчаса жеребенок, идущий рядом с телегой, сломал на льду две ноги, и его пришлось оставить. Позже одна из двух телег в темноте провалилась в прорубь. Трясущийся от страха фермер, боявшийся остаться без лошади (а значит, потерять возможность перевозить еще остававшееся у него имущество), осторожно действуя топором, сумел освободить ее. Лед таял и ломался – пока они ждали, холодная вода, заливавшая льдины, постепенно поднималась. В свете редко расставленных факелов медленно двигающиеся люди и повозки выглядели как длинная похоронная процессия. От всепроникающего холода немели руки и ноги. Пытаясь привести мысли в порядок, фрау Эрих неотрывно глядела в широкую спину фермера перед собой [36].
В утреннем свете стали видны обломки, разбитые телеги, повозки и люди, которым удалось спастись из них, пешком бредущие по льду. Раненые солдаты лежали на телегах с сеном, ничем не прикрытые от снега и ветра. Когда наступила ночь, поход фрау Эрих продолжился. Треск ломающегося льда зловеще громко раздавался в тишине залива. Дети притихли, измученные холодом. Когда они достигли Кальберга, ее мальчики даже не хотели слезать с телеги. У обоих началась «дорожная болезнь» – хроническая диарея. Страдая от жажды даже больше, чем от голода, фрау Эрих отправилась в порт и в канцелярию районного партийного руководства, но тщетно – там ее ждали лишь ярость и разочарование. Из-за подозрения на брюшной тиф местная вода оказалась непригодна для питья. Она вернулась к своей группе, которая теперь медленно двигалась по узкой заболоченной дороге на Нерунге, усеянной ямами, в которых то и дело застревали и опрокидывались идущие впереди повозки. Всем следующим позади приходилось останавливаться и ждать, когда починят сломанные колеса и заново погрузят рассыпанное имущество. Они проходили мимо солдат, но у тех не было для них лишнего хлеба. В первый день они продвинулись меньше чем на 5 км. Их повозка с резиновыми колесами и твердой крышей, запряженная двумя лошадьми, была одной из самых прочных, но фермер по-прежнему боялся присоединиться к постепенно растущему числу тех, кому пришлось бросить свои повозки и имущество, и подгонял лошадь хриплыми криками, выдававшими его страх. Проезжая мимо обломков повозок, они видели, как рядом с мертвыми лошадьми лежат старики и матери, прижимающие к себе маленьких детей.