Свидетель с заставы № 3

— Ну, чего ты его донимаешь! Небось, не ваза упала, — пристыдил старик. — Они, бабы, все такие, — умиротворяюще сказал он Ермолаю.

Утихомирились пассажиры. Задремали. Как будто задремал и Ермолай. Не мог заснуть только старик. Он перевёртывался с боку на бок, поёживался, что-то шептал.

Опять засвистел паровоз. Опять заспешили к выходу те, кому следовало выходить.

— Большая Протока! — объявил кондуктор. Засуетился и старичок.

— Прощай, сынок, — сказал он Серову.

— Мне тоже выходить, — ответил Ермолай.

Поезд остановился на маленькой станции. Медленно вылез из вагона старик, пригибаясь под тяжестью корзины. Вслед за ним спрыгнул Ермолай, помог старику закрепить ношу за спиной.

— Спасибо тебе. Прощай! — буркнул старичок.

— Не на чем. До свиданья!

Старик пошёл мимо станции влево. Ермолай вправо. Зайдя за угол, он быстро обогнул дом, выглянул. Старик, засунув руки в карманы, быстро направлялся к тайге.

Выждав, когда старик останется один, Ермолай догнал его.

— Вместе? — удивился тот.

— Идите за мною! — односложно приказал Ермолай...

Когда они пришли на заставу, старик вытащил паспорт и быстро заговорил, обращаясь к Яковлеву:

— Товарищ начальник, что же это такое? За что меня задерживают? Кто дал такое право?

Ермолай вынул из корзинки старика две банки и протянул их лейтенанту.

Яковлев взял банки. Одна из них была значительно легче.

Всего из семи запаянных консервных банок было извлечено иностранной валюты на тридцать шесть тысяч рублей...

Через час по телефону позвонил комендант участка Иванов. С заставы «Чёрная падь» сообщили, что лыжня нарушителя привела от границы к разъезду. Лыжи брошены, найдена и вторая рукавичка. Судя по всему, нарушитель уехал с пятнадцатичасовым поездом...

— Он уже задержан,— перебил Яковлев,— Серов и задержал. Да, да, он опознал нарушителя в поезде. Контрабандист-валютчик. Под старичка замаскировался...

6. КОМАРЫ

Ермолай Серов, Мефодий Лифанов и Никифор Кныш лежали на берегу Уссури в зарослях ивняка.

Утро наступило тихое, над рекой медленно поднимался туман. С безымянного острова доносился шум драки, затеянной голубыми сороками; стремительно носились стрижи, оглашая воздух дружным пронзительным визгом, где-то плескался сазан.

Заросли хорошо скрывали трёх пограничников, а им с обрыва были видны и берег, и река от начала излучины до мыса, за который спускалась побледневшая луна.

В голубоватом свете отчётливо выделялись узкие листья ивы и стебли осоки. Звенели комары. Зелёные фуражки и чёрные голенища сапог превратились в серые от комариных крыльев. Шея, уши, лицо и руки покраснели и покрылись волдырями. В такое время таёжные жители не выходят из домов без дымокура или густой сетки, одетой на голову. Как ни скверно бывает мокнуть под дождём, но Серов и его товарищи мечтали о дожде. Только ветер или ливень могли бы согнать комариные полчища. Но деревья были недвижимы, а чистое июньское небо не обещало ни капли влаги.

Ермолай задумался, как вдруг Кныш резко дёрнул его за рукав и кивком головы показал на берег. Серов глянул и обомлел. На берегу стоял огромный тигр. Он мягко соскользнул, словно съехал с обрыва, подошёл к воде и, по-кошачьи подобрав лапы, стал жадно лакать. На боках зверя виднелись тёмные пятна крови, и Серов догадался о причине рёва, который был слышен часа три тому назад. Повидимому, хищнику, вышедшему на ночную охоту, попался старый кабан, храбро вступивший в неравную схватку и разодравший клыками шкуру могучего противника. Зализав раны и насытившись, тигр захотел пить. Острая жажда привела его к Уссури, хотя обычно тигры ходили на водопой к дальней протоке.

За полтора года, проведённые на заставе, Ермолай часто видел громадные тигровые следы, но самого зверя ему довелось встречать всего два раза.

Первое знакомство с хищником запомнилось Ермолаю на всю жизнь: тигр повстречался ему в тайге. Он держал в пасти изюбра и, завидя двоих людей (Ермолай шёл со старшиной Петековым), уставился на них зелёно-янтарными глазами и захлопал хвостом по бокам. Ермолай и Петеков не успели даже прицелиться — хищник одним прыжком, словно в зубах у него был не олень, а козлёнок, перепрыгнул через кусты боярышника и скрылся.

В другой раз Серов едва успел заметить красновато-жёлтую тень, проскользнувшую в камышах у дальней протоки.

Но никогда ему не приходилось видеть хищника так близко. Ермолай слышал, как тигр чмокает языком, видел, как вздымаются его израненные бока. Это был редкий по своим размерам зверь, никак не меньше двух метров длиной.

Лифанов испуганно посмотрел на Серова. Кныш, дрожа, приставил винтовку к плечу и стал целиться. Ермолай остановил его рукой: «Не надо!»

Как ни тихо лежали пограничники, тигр услыхал их, а может быть, почуял их запах. Он поднял морду, потянул воздух ноздрями, медленно повернулся и, опустив хвост, затрусил вдоль берега в сторону от людей. Он утомился во время недавней схватки и не намеревался утруждать себя новой дракой.

— Обошлось! — радостно произнёс Лифанов.

— Я не боялся, — прошептал Кныш.