Свидетель истории

Рязанцы - народ прочный и основательный. Как про всех - и про них сложены сказки и прибаутки. Рязанцы "солнышко мешком ловили" и "острог конопатили блинами". Был бой рязанцев с москвичами. Москвичи отмахали солнышко шапками на рязанскую сторону, чтобы ослепить; а рязанцы попробовали поймать солнышко мешком: навели мешок, поймали, завязали,- а оно и выскочило. Тогда они решили: "Плохо нам, несдобровать! Попросим у москвичей мировую". Юмор у рязанцев тяжелый, сытный, былинный, а сами они крепки, коренасты, женщины дородны и румяны, дети смелы и озорны. Которые живут во глубине страны - мечтатели, а приречные - больше любят созерцать.

Наташино детство прошло между городом и деревней. В гимназические годы - она училась в Рязани - много читала, но умела и петь, и плясать, как настоящая деревенская: отбивала каблуками частую дробь, держа плечи на уровне, и пела частушки. В семнадцать лет носила две темные косы - толстые, до самого пола,- была ширококоста, хорошо скроена и крепко сшита. Училась так себе, ни плохо, ни хорошо, а среди приятельниц и приятелей была настоящим коноводом по части выдумок и веселого озорства. Любила весной кататься по Оке в молодой компании, с песнями, с брызгами, с ахами, с привалом на том берегу, при кострах. А когда уезжала с семьей на лето в деревню,- не скучала и одна и ловко управляла плоскодонной лодкой. Самое настоящее удовольствие - уплыть на веслах вверх по течению, как можно дальше вдоль берега, а потом, выехав на середину реки, весла сложить, лечь на дно лодки и плыть по воле обратно, любуясь качающимся небом,- и не столько думать, сколь просто смотреть.

Давно истлели Мушкины косточки за оградой сада, и на собачьей могиле выросла такая же трава, как и везде, только посиней и погуще. И давно поняла Наташа, что смерть - одно из явлений жизни, что смерти, собственно, и нет, а есть простое превращение Мушки - в траву, бывшего - в настоящее, настоящего в будущее. Страшного в этом ничего нет. Если вот сейчас перевернется лодка и до берега не доплыть,- Наташа исчезнет, а мир останется, а может быть, и мир исчезнет с нею, но это все равно. А возможно, что она превратится в рыбу, в водоросль, в морщинку речной ряби, потом подымется паром над рекой, впутается в стадо небесных барашков, прольется дождем над садом и огородами, станет соком березы или яблоком - и какая-то ее частица вернется в человеческую жизнь опять рязанской девушкой, которая будет петь:

Раз полосыньку я жала,

Золоты снопы вязала...

А вечером, в середке хоровода, будет отбивать каблучками дробь в рязанской пляске и лущить семечки.

Уже давно Наташа слышит, как в дно лодки часто и ровно стучит пароходное колесо. Думает: "Раньше свистка не поднимусь!" Пароход идет снизу, лоцман видит лодку, а в лодке как будто никого и нет. Уже совсем вблизи он тянет за рукоятку, и по реке пробегает густой гудок. Наташа приподымается, не спеша садится за весла, смотрит, в какую сторону удобнее отплыть,- и в два взмаха, нехотя уступает дорогу. Пароход, с боковыми колесами, и прямо на лодку надвигаются большие поперечные водяные валы. Наташа быстро повертывает лодку носом в разрез валов - и опять бросает весла. Дальний берег, с лугами и деревьями, исчезает в воде, затем возносится к небу, опять ныряет, опять вырастает, и в лодку захлестывается гребень невысокой волны. Как на качелях - и жутко, и радостно. С парохода смотрят: "Ну и смелая девка! Вот перевернет волной - наплаваешься". Откуда им знать, что все это давно обдумано и что смерти, в сущности, нет, а есть только превращение - как было с Мушкой!

Река и лес - два неизменных друга. Река широкая, вольная, и лес настоящий, хвойный, с опушками из березы, осины и орешника. В реке огромные рыбины, в лесах волки, зайцы и еще ягоды и грибы. После гимназии придется ехать в Москву, большущий город, где курсы, театры, новые люди и, конечно, совсем особая жизнь. Придется прочитать много книг, а после кем-нибудь сделаться; странно, что полагается кем-то быть, хотя разве нельзя просто остаться Наташей Калымовой? Правда, вечно жить в Рязани, когда есть ведь еще большой мир и есть еще заграница, Северный полюс, вулканы, Париж, Австралия,- это было бы невозможно! Видеть нужно очень много, и нужно куда-то затратить силушку, которая уже чувствуется и которой должен быть исход.

Взмах веслами. Только скрипнули в уключинах, лодку взбросило и подало вперед; зажурчала вода и за кормой разделилась надвое. Еще взмах - эхма!

И запела частушку своей деревни:

Дайте ходу пароходу,

Натяните паруса;

Я за то его любила

За кудрявы волоса!

А никакого милого еще и в голове не было. Но все придет - будет и милый.

Пока - крепло тело на парном молоке, а душа питалась здоровой рязанской природой: столько-то лесной смолы, столько-то речного простора, без счета солнца - и воздух полными легкими до дна!

ЧЕРЕДА ДНЕЙ