Свидетель истории

Все проходит - остаются книги. В книгах строчка за строкой нанизано то, что было, и то, чего быть не могло. За тысячу человек думает один, и с его пера стекает на бумагу недальняя мудрость и ненарочная выдумка. Будто бы вот в эти годы, вот этой мыслью жили в России все люди или уж, в крайнем случае,- все лучшие. А это не так: одним живет пьяный кучер Пахом, другим пастух деревни Федоровки, великий мыслитель и искусник по лапотной части, и еще совсем иным - городской человек. А старая липа в калымовском саду как росла тогда, так и по сей день дает цвет и не хочет сохнуть, и никак не убедишь ее, что важное случилось и описано в книгах парадными словами.

Поздней весной, уезжая из Москвы в отцовское поместье, Наташа упаковала в чемодан целые стопы книг, чтобы читать их летом на досуге. В городе эти книги только путали голову. Когда ехала, расписала свой летний отдых по часам и по отделам: первый отдел - задача философии, второй отдел философия греков, третий отдел - теория познания. Утром купаться, до обеда читать. А когда увидала Оку и дохнула речным воздухом, сразу поняла, что вся программа полетит кувырком.

На реке две зари: утренняя и вечерняя; а часов никаких нет. Ох, трудно будет с собой справиться!

Вот уже и лодка отчалила на свисток. А на берегу знакомая таратайка, и на козлах грузная копна человеческого тела - постаревший и осевший кучер Пахом.

Может быть,- кто знает? - это лето будет последним.

ЗЕНОН

Как хорош мир, если смотреть на него не из окна городского дома, не на мостовую с лошадиным пометом,- а стоя посреди лужайки или на берегу реки! Хорош и полон чудес. От одуванчика до кучевых облаков, от низкого полета зяблика до всплеска большой невидной рыбины,- прекрасен живой мир, вечно шепчущий, в тени прохладный, на солнце шевелящий волосы горячим дыханьем. И будто бы простой - а сам не простой, не раскрывающий всякому свою мудрость.

По страницам книги бегают световые зайчики. Кукушка считает года и мешает беседовать современной рязанской девушке Наташе Калымовой с элейским философом Зеноном [3], жившим в пятом веке до Христа.

Зенон придумал состязанье в беге черепахи с Ахиллесом. Как ни надрывается Ахиллес - не может догнать черепаху; догнал, а она опередила на свой шаг, опять догнал - она опять впереди. В эту минуту прямо над Наташиной головой большая зеленая стрекоза, а по-местному - коромысло, одним броском и догнала, и защемила комара. Зенон говорит: не может этого быть, в мире нет движения, все это только кажется! А если поднять от книжки голову - бежит река, по реке бегут струйки, у самого берега серебристая уклейка губой ловит намокшую муху - и на глади рождается и расплывается кружок. Имя реке Ока. Зенону незнакомое, а для Наташи такое свое, что можно отдать за него всю душу - и то мало. И, однако, она хмурит брови, опять смотрит на страницу книги и старается понять, как же это так, что движение - только иллюзия? Все предметы природы, значит, и камень, и трава, и стрекоза, и солнечный свет, и сама она, Наташа,- все это реально лишь как воплощение божества, как застывшее величие неизъяснимой и всевластной воли, вне нас стоящей. Умом этого не понять, а чувство радо слить в одно целое весь этот трепет мира, и даже безо всяких умствующих ссылок на математику. Просто я - в стрекозе, и стрекоза во мне, а голос кукушки - мой голос, и во мне прохлада окских вод.

И тут, встав и оглянувшись внимательно, с девичьей боязнью, Наташа быстренько скидывает платье и рубашку, спускается по мягким травам ската, морщится, ступив на острый камушек,- и вот она в воде, к ужасу уклеек, плотичек и живо юркнувшего в нору рака.

Может быть, и нет движения в реальности, но и вода несет тело, и руки ей помогают, подвигая его саженками, по-мальчишески; и не будь Ока слишком широкой, можно бы уплыть на тот берег, на этом оставив очень умного и очень нелепого Зенона, который и плавать не умеет, и Оки не видал, да и вообще смешной старикашка, запутавшийся бородой в переплете книги, если была у него борода. И, нисколько его не стыдясь, этого слепого умника, Наташа пробует лечь на спину, что на быстрой реке не так просто. Ее относит течением, и, выйдя поодаль на берег, она бежит к платью немного согнувшись, потому что если слеп Зенон, то не слепы кузнечики, и небесные барашки тоже не слепы, и вообще на всякий случай.

"Итак,- говорит Зенон,- будем продолжать. Если предположить, что быстроногий Ахиллес пробежит десять локтей, отделяющих его от черепахи..."