Свидетель

Детина удовлетворенно одернул пиджак, погладил костяшки пальцев, неторопливо двинулся прочь. Интеллигент отклеился от ларька и очутился у него на дороге.

— Ну и что ты доказал? — в каком-то нетерпении спросил он.

— Что ко мне не стоит лезть! Между прочим, тебе тоже не советую, дядя!

— Да, это ты доказал. Доказал, что сильней. А девушка все равно убежала.

Мужчину одолевали какие-то свои чувства, детине неясные и безразличные.

— Нервная попалась, — хмыкнул он, снова ощутив спиной смешные ее кулачки.

— Красивая девушка…

Интеллигент все словно бы домогался вытянуть из собеседника нечто более глубинное, чего тот не желал обнаруживать либо попросту не имел.

— Другую найдем!.. Извиняюсь, спешу.

Затягивать пустой разговор возле того, кто все валялся, оглушенный… да и люди начали приостанавливаться… Чего этот дядя хочет?

Дядя иронически выпятил нижнюю губу:

— А иди, кто тебя держит…

Тот пошел, убыстряя шаг, и ушел бы, но сзади раздался голос Риты:

— Вон он, вон! В светлом костюме!

За Ритой поспешал лейтенант милиции. Стягивались любопытные. Раздался свисток, компания молодежи, пользуясь численным перевесом, придержала стремившегося ускользнуть детину.

Рита кинулась к своему Алеше.

— Алеша!.. Алешенька!.. Ой… Он, кажется, без сознания…

Интеллигент смешался с кучкой зевак, вновь становясь в позицию стороннего наблюдателя.

— Свисток относится ко мне? — изумился детина.

— Да, к вам. Документы, пожалуйста.

Отыскал паспорт, отдал лейтенанту. Раздвинув ближайших зрителей, появился сутулый старик с портфелем:

— Я врач, лейтенант.

— Очень кстати. Взгляните, пожалуйста, что с парнишкой.

Врач обрел профессиональную строгость.

— Осторожно, девушка, не трогайте его. Он всегда такой бледный?

— Нет…

Старик начал считать пульс. Лейтенант принялся за детину:

— Объясните, гражданин Платонов, как было дело.

— Какое дело? Никакого дела.

— Девушка звала на помощь. Утверждает, что вы набросились на ее знакомого. Как же нет дела?

— Я у данной девушки, гражданин начальник, только имя спросил. Вежливо, культурно. Почему-то обиделась. Нервная. А с какой радости кто-то валяется на тротуаре… — Он равнодушно пожал плечами.

— Да как вам не стыдно! — вскочила с колен Рита. — Кинулся на него с кулаками! На моих глазах!

— Вы видели, как этот гражданин бил потерпевшего? — спросил лейтенант.

Она открыла рот для безусловного «да», но победила привычка говорить правду:

— Я уверена! Больше же некому! Он уже совсем собрался… схватил его за пиджак и стал трясти!

— Но чтобы ударил, значит, не видели? — спросил лейтенант.

— Не могла же я ждать! Я побежала за вами!

— Тэ-ак… Граждане, кто был свидетелем происшествия?

Люди переглядывались, доносились отрывочные реплики: «Я уже на свисток подошел…», «К сожалению, ничем не могу…», «Услыхал, девушка кричит… А что к чему — не присутствовал».

Врач убрал стетоскоп.

— Думаю, сотрясение мозга. Я уже попросил вызвать «скорую».

— Спасибо, доктор. Гражданин Платонов, почему вы пытались скрыться?

— Я?! — засмеялся Платонов. — Наоборот, девочка от меня скрылась. Тогда я пошел своей дорогой… Не за что меня брать, начальник. Можно паспорт… обратно?

— Не отдавайте ему, не отдавайте! — взмолилась Рита.

— Конечно, если сомневаетесь, запишите фамилию и прочее. Только ведь свидетелей против меня нет.

— Но как же так?! Как же так?.. — Девушка осмотрела окружающих полными слез глазами, остановилась на интеллигентном наблюдателе.

Точно против воли он сделал шаг вперед к Платонову:

— Врешь. Ты его ударил. Назвал дохляком и ударил.

2

Так завелось это дело, фабулой своей похожее на сотни других. Но ему сопутствовали два особых обстоятельства, первое из которых переместило ординарную папочку на Петровку.

Заключалось оно в том, что арестованный Платонов оказался рабочим кладбищенской мастерской. На следователя и начальника райотдела милиции начали массированно давить. Их осаждали вдовы — заказчицы престижных памятников; вдовы, дети и даже внуки — владельцы памятников, стоявших рядом (из солидарности); самые неожиданные высокопоставленные или тайновластные лица; наконец, кладбищенское руководство, разъезжавшее на сияющих «Волгах».

Когда начальнику райотдела пригрозили учинить разгром на могилах его стариков (на том же кладбище похороненных), он впал в малодушие. И дело, вероятно, закрыли бы «за малозначительностью» или еще с какой благовидной формулировкой, но из больницы сообщили об ухудшении состояния потерпевшего. Теперь статья обвинения звучала сурово: «тяжкие телесные повреждения».

И начальник райотдела упросил Скопина принять дело в свое производство, а перед защитниками Платонова притворно разводил руками: дескать, рад бы, да начальство вдруг забрало в приказном порядке.

Вторым — менее необычным, правда, — обстоятельством была неуверенность в единственном свидетеле по фамилии Власов.