Свидание в Хэллоуин

Конечно же, Юрий Тимофеевич изредка пускался в авантюры – и финансовые, и любовные, – но в первую очередь заботился о спокойствии в семье. Он женился на Лёле по любви и продолжал по-своему любить ее. У него в мыслях не было развестись и взять в дом молодую красавицу. Той нетерпеливой страсти, с которой он ухаживал за Лёлей, того пыла, с которым он целовал ее в темноте парка, провожая с танцев домой, Ельцов давно не испытывал. «Браки совершаются на небесах», – считал он. – А секс можно найти на стороне – сколько угодно и на любой вкус».

Подсознательно Ельцовы чувствовали, что прежней их жизни втроем: папа, мама и дочка – пришел конец. Это нормально: птенцы рано или поздно вылетают из родного гнезда. Но в данном случае их семья, и прежде всего Астра, стоит на пороге коренных изменений…

Глава 21

Камышин

К бабке Матрене, известной в поселке самогонщице, сегодня уже приходили из полиции, расспрашивали про Тихона. Поэтому она не удивилась Матвею и впустила его во двор. У крыльца злющий лохматый пес заливался лаем, рвался с цепи.

Посетитель не походил на алкашей, которые покупали у Матрены «камышинскую» – так они называли ее изделие. Мужчина приличного вида, чисто одетый и глаза ясные: сразу видно, если и пьет, то по праздникам. Наверняка из района приехал, расследовать дело о пожаре.

– Да уймися ты, Пират! – прикрикнула на пса хозяйка. – Дай с человеком поговорить. Вы из района?

– Из Москвы, – сказал правду Карелин.

– О-о! Вон, откудова вас прислали? Видать, немка-то была важная птица.

Он не стал разубеждать словоохотливую Матрену и молча кивнул.

– Про Тихона спрашивать будете? Так я уже все рассказала. Больше ничего не знаю!

– Вы не бойтесь, – располагающе улыбнулся посетитель. – Наша беседа неофициальная, без протокола. Ваши показания нигде фигурировать не будут.

– Окромя смерти, в мои годы бояться нечего.

Маленькие хитрые глазки Матрены бегали, руки она прятала в карманы широченной кофты.

– Когда вы видели Тихона последний раз?

– Позавчера вечером…

– Тридцать первого октября?

– Ну да… Он пришел за бутылкой. По-соседски! Угости, говорит, меня, Матрена, «камышинской». Водку-то нынче пить опасно, сколько мужиков у нас потравилося, не перечесть! Я ему и вынесла поллитровку.

– А потом?

– Что – потом? Ушел он. Поблагодарил и ушел.

– Куда?

– Он мне не докладывал. В «Блинную», наверное. Дома-то небось шаром покати… а кушать хочется.

Ничего не добившись от Матрены, Карелин отправился в местную забегаловку, которая совершенно не оправдывала своего названия: блинами здесь и не пахло. Гулкий зал бывшей столовой с выцветшими занавесками на окнах, со столами и стульями на железных ножках, был полон дыма, хотя на стене висела табличка, запрещающая курить. Матвей взял бутылку водки, остывшие беляши, салат из свежей капусты и подсел к двум работягам, закусывающим пиво сосисками. По разговору он понял, что парни ремонтируют магазин напротив, а сюда ходят обедать.

– Рановато у вас обед, – заметил он.

– Так мы пашем с шести утра!

Слово за слово, они упомянули о пожаре на Озерной и обгоревшем трупе хозяйки дома – эта тема обсуждалась повсюду.

– Говорят, прислужница со сторожем ее убили, ограбили и устроили пожар, чтобы следы замести.

– Я слышал, молния в дом ударила, – сказал Матвей.

– Врут! Почему же тогда Тихона ищут?

Оказывается, сторож иногда наведывался в «Блинную». Завсегдатаи его хорошо знали и подтвердили, что накануне роковой ночи он здесь выпивал вместе с Гвоздем, после чего они ушли к Тихону париться в бане.

– Кто такой Гвоздь? – громко спросил Карелин.

Высокий худой старик с лысой, как кегля, головой, покачиваясь, подошел к столику.

– М-меня звали? – Его глаза увидели водку и приклеились к бутылке намертво. – Я Гвоздь! Нальете, с-сынки?

Строители ушли работать, и Гвоздь радостно вздохнул – разливать на двоих не то, что на четверых. Когда водка перекочевала в желудок Гвоздя, Матвей взял его под руку и вывел из «Блинной». Они свернули в безлюдный переулок, где по бокам дороги тянулись голые рябины, усыпанные красными гроздьями. Под ногами хлюпала грязь, но Матвея это не смущало. Гвоздь порывался затянуть песню.

– Шумел камыш… – начинал он, спотыкался и замолкал, всем телом повисая на провожатом. – Шш-шумел… ка… мыш… дер-р-ревья… гну-лись…

«Если таких тут много, то понятно, откуда у поселка название Камышин», – подумал Матвей.

– Где Тихон? – спросил он. – Скажешь, еще налью.

– Ти… Ти-хон? Сбёг!

– Вы в бане парились?

– Ага… п-пили и… п-парились… с веничками… п-потом Тихон в дом позвал. – Гвоздь затряс лысой головой, икнул. – А т-тебе чего надо? Ты кто?

На холодном ветру он чуть протрезвел, и его мозги медленно, с натугой заработали.

– Я племянник его, – на ходу импровизировал Матвей. – Из Тулы приехал, а дядьки нету! Мне ночевать негде.

– Из Ту… Тулы? – моргал старик. – Племяш, значить? Худо дело, брат… Д-дядька твой того… слинял… теперя не скоро в-вернется.

– Как это? Что же мне, обратно в Тулу ехать? Я ему телеграмму посылал! – изображал горькое отчаяние Матвей. – Он ответил, что ждет. Ты меня обманываешь! Где дядька, признавайся?