Свидание в Брюгге

Нужно было собраться с силами, чтобы противостоять этому двойному кошмару — открывшемуся ему сейчас и поднявшемуся из глубин прошлого, которое опалило его сознание. Как в двух параллельных зеркалах, в Ван Вельде тысяча девятьсот пятьдесят шестого отражался Ван Вельде тысяча девятьсот тридцать девятого, а в том виделись его далекие предки: Ван Вельде в схватке с пруссаком — тысяча восемьсот семидесятого года; Ван Вельде, сдавивший горло часовому в шлеме; Ван Вельде — поджигатель; Ван Вельде, вспарывающий брюхо испанцам герцога Альбы, кровавого герцога; Ван Вельде — враг герцога Фландрии, лжегерой рядом с истинным героем, и уже не разобрать кто где; вот вырисовываются Ван Вельде все более приземистые, все более низколобые, и все массивнее у них костяк и короче покривевшие ноги, и вот уже наступают сумерки человечества! А с другой стороны — Ван Вельде тысяча девятьсот пятьдесят шестого года; он открывал другую галерею, где Ван Вельде, все более технически оснащенные, оснащались и развивались до бесконечности, — и опять лжегерои рядом с истинными героями; и вот уже Ван Вельде, первый убивающий первого марсианина и упомянутый в приказе по планете, уступает место следующим Ван Вельде — моторизованным и заскафандренным, электрифицированным, стеклофицированным, те же Ван Вельде, и несть им конца. Но есть же порог, перед коим остановятся убийцы, для которых любая война — в удовольствие и которые кончают жалкими червями в психиатрических лечебницах? И схлынут наконец Ван Вельде, которым «наставили рога», — а может, надели смирительные рубашки? Доколе же земля будет носить этих вечных убийц, вечных «героев»? И когда же наконец, человечество избавится от всей этой парши?

Оливье положил руку на плечо Робера.

— Приехали, — сказал он, словно пассажир своему задремавшему собрату.

Робер грустно улыбнулся.

Прошла всего какая-нибудь минута с тех пор, как он погрузился в прошлое. Да, не больше: в движениях окружающих была ничем не нарушенная последовательность. И Оливье стоял на том же месте.

Робер почувствовал, как у него заныла покалеченная рука. Он отморозил ее той памятной зимой тридцать девятого — сорокового, почти вся рука вспухла, покрылась огромными сероватыми волдырями. После ранения ничто не изменилось, и сейчас она чувствовала холод так же, как в ту треклятую зиму. Подобно ему, она хранила воспоминания! Он растер ее здоровой рукой.

Оливье не преминул позубоскалить на сей счет.

— Старик, ты натолкнул меня на мысль. Я сделаю потрясающее сообщение в Обществе медиков-психологов. Побочное действие электрошока. Один ложится под ток, а другой смотрит на него и испытывает воздействие.

— Так оно и есть. Мне помогли прийти в себя.

Робер подошел к койке, на которой храпел Ван Вельде. Бедолага лежал на боку, положив под голову руку и свернувшись клубком. Так лежит зародыш в утробе матери, лишнее свидетельство в пользу психиатров!

— Ты к нам издалека? — проникновенно спросил Оливье.

— Из очень далекого далека. Потом объясню.

— Надеюсь.

— Кажется, остался один, — сказал Эгпарс.

Вошел последний больной; увидев электрическую установку, спящих товарищей и врачей, он попятился к двери. Это был вчерашний психастеник, тот, что не хотел выходить. Из его груди вырвалось какое-то звериное урчание. Нет, нет, он не хочет! Санитары взяли его под мышки и потащили к койке. Он переводил с одного на другого полный бездонной печали взгляд, и в клокотанье звуков отчетливо выделялось его настойчивое «Ни! Ни!». Он не отбивался, однако висел мешком на руках у санитаров. Но вскоре он и вовсе перестал сопротивляться. Они знают, что он не хочет. И все. Остальное его не интересовало. Он отстранился.

Оливье сделал укол. Больной застонал. Потом — электроды, трубка в рот, жужжание тока. Больной завыл, Робер впервые услышал такое характерное завывание, завывание, нарушившее покой бывшего монастыря, еще приглушенное пластмассовой трубкой во рту и тем не менее пронзительно дикое, какое-то гортанное, — крик отчаяния всего этого люда.

Но для Робера это уже утратило прежний смысл.

Солдат по прозвищу Бреющий Полет, которого распирает гордость оттого, что у него есть автоматический пистолет — подарок Аглена Верхнего, сейчас проснется; он проснется в другом мире, жалком и ничтожном, и будет «совершенствоваться» в нем дальше. Робера интересовал только он. Действительно, жизнь — злая шутка, коли она обрекла на мученье первого героя «странной войны», и до какого состояния низвела его!

— Слышишь, — окликнул его Оливье. — Я не имел возможности сфотографировать твоего типа, но две его фотографии у нас есть. Я думаю, тебе хватит.

И это уже не имело значения. Но Робер все-таки взглянул на них; фотографии, которые выпали из кармана Ван Вельде во время их последнего визита к нему. На одной — Ван Вельде, немного моложе, чем сейчас, с женой, небезызвестной Сюзи. Нежная супружеская пара, мало того — счастливая! Рука жены обвила талию мужа.