Свидание в Брюгге

Робер понял главврача, хотя тот ограничился простой констатацией. Эгпарс не хотел делать выводы. Следовало взорвать стену, за которой теснилась действительность, и решить уравнение, где энергия и деньги, расходуемые на больных, равнялись бы энергии и деньгам, возмещенным выздоровевшими. Но до этого нет никому дела!

Робер мог идти и дальше по этому пути.

А главврач, — подобно глухонемым, которые во времена немого кино читали по губам исполнителей, в то время как нормальные зрители не понимали самих слов, а видели только игру, — главврач выработал профессиональную привычку следовать за мыслью собеседника. И потому, хотя Робер и не произнес ни слова, Эгпарс ответил ему:

— Этого врач не в силах сделать, мосье Друэн. Не в силах. Поверьте мне. Есть Счастливая звезда, лачуги, нищета, алкоголизм, наследственность и многое другое. Это бросается в глаза, но я этого не вижу. А когда я остаюсь наедине с самим собой, я забираюсь в такие дебри, которые недосягаемы для медицины, общества, политики и куда вы за мной не последуете. Говоря другими словами, нужна не одна тысяча провинциальных хоров с их фальшивым исполнением глупеньких пьесок, чтобы родился Дебюсси и Цезарь Франк. Не так ли?

— Так.

— Знаете, я иногда задаюсь вопросом, за что расплачиваются эти несчастные. Может быть, их безумие — плата за ваш ум, ваше и мое здоровье?

С минуту оба молчали, потом Эгпарс чуть слышно произнес:

— А какое уж там здоровье. Иногда мне кажется — потеряй я сейчас власть над собой, и меня прибьет к другому берегу — вот и судите теперь. — Он горько усмехнулся — Одно слово — психиатры. Что с них взять! Да?

Через открытую дверь был виден двор, где в решетчатых квадратах света, отбрасываемых окнами, стояли Жюльетта, Лидия и Оливье. Оливье громко и задорно хохотал и потирал руки, поднеся их к самому носу, женщины тоже смеялись, правда, более сдержанно.

— Ступайте догоняйте вашего друга, мосье Друэн. Шальная голова — этот ваш Оливье, балагур и сумасброд, но я очень люблю его. Когда в нем поубавится жизненного пылу — из него выйдет вполне нормальный человек.

— Это мой друг, — сказал Робер.

— Знаю, знаю. Вы из тех, для кого слово имеет значение. Что ж, дружба так дружба.

Эгпарс вздохнул.

Робер понял, в какую бездну он заглянул, он понял всю безмерность одиночества доктора Эгпарса, главврача марьякеркской психиатрической больницы. И понял, какой ужас ощутил главврач Эгпарс, когда ему открылась вся бездонная пустота его жизни. «Иногда мне кажется — потеряй я сейчас власть над собой, и меня прибьет к другому берегу». Робер потянулся было, чтобы взять его за плечи и крепко прижать к себе. Но он не посмел. Да и вообще — нелепая мысль! А Эгпарс улыбнулся.

— Мне как главврачу не хотелось бы, чтобы вы составили себе ложное представление о Марьякерке. Врачи, проходящие здесь практику, — как говорят у нас, ассистирующие врачи, — не все, как Оливье Дю Руа. Они менее умны, но и менее шумны. Они более спокойны, более здравомыслящи и хладнокровны, более врачи, чем Оливье, а вообще-то он исключительная личность.

Робер от души рассмеялся.

— Чему вы смеетесь, мосье Робер?

— Да ведь Оливье то же самое говорил о вас, мосье.

Эгпарс долго смеялся, светло и безмятежно, как будто все больше проникаясь справедливостью замечания. И было приятно слышать, как он смеется.

Отдышавшись, он взял гостя за локоть и, легонько хлопнув его по плечу, сказал:

— Ступайте, ступайте, счастливого вам рождества. Вы последний сегодня, кого я поздравил с рождеством.

— Счастливого рождества, мосье Эгпарс.

— Отдыхайте как следует, и да будет мир со всеми людьми доброй воли.

Часть третья. Под Счастливой звездой

Глава I

Украшенная лишь редкими огоньками, — изредка вспыхивали фары на шоссе да мигали окна сиротливых домиков, — рождественская ночь в Марьякерке выглядела сумрачной. Белые фары машин вырывали из темноты небольшие группы бёрен — крестьян, собиравшихся на рождественскую мессу. Кое-кто направлялся к Счастливой звезде, залитой светом.

— Поистине богиня судьбы слепа и не ведает, что творит, — усмехнулся Оливье, отвечая на замечание Робера, что и заведение само по себе странное, и вывеска у него необычная.

— А в чем дело? Патрон нагнал на тебя тоску?

— Замечательный человек твой патрон!

Но, действительно, последние слова, которые произнес Эгпарс, перед тем как распрощаться с ними и отправиться на ночлег в свою пустую роскошную виллу, не выходили у Робера из головы. А если и вправду равновесие не нарушается. Если и впрямь огни Счастливой звезды единственный и издевательский ответ жизни на многочисленные беспокойные вопросы. Плата за страдания этих несчастных — вечного удачника, Португальца, Рыбака и героя-выродка Ван Вельде.