Я просунула карандаш в ручку чашки, подняла ее и опустила в полиэтиленовый пакет, который убрала в сумочку. После этого я включила воду, как будто собиралась вымыть посуду. А потом снова поехала домой, где со всей тщательностью сняла с чашки три прекраснейших отпечатка. Написав на ленте «Том Уол, кофейная чашка», я отослала их Майклу Александру.
В три часа дня я позвонила в дверь к Боджу. Открыла мне Сью и с первого взгляда поняла, что у меня что-то случилось.
— Джеки, я не слышала вашей машины. Что с вами?
— Мне нужна ваша помощь, — сказала я. Я подумала, что Сью не отнесется с таким скептицизмом к моим подозрениям относительно Тома, как Бодж.
Она приготовила кофе, хотя я согласилась бы выпить и что-нибудь покрепче. Сью знала о том случае с отрезанным пальцем и теперь я рассказала ей о результатах своей поездки в Лос-Анджелес, о том, что Том Лоулер невиновен и так далее. И о том, что, к сожалению, я по-прежнему не знаю, чем объяснить его странное поведение по отношению ко мне.
— Вы не говорили раньше, что Том что-то имеет против вас. В чем вы могли перед ним провиниться?
— Я говорила Майку и Боджу, но они оба посоветовали мне не встречаться с ним больше. Вот и вся их помощь. Когда я уезжала из Лос-Анджелеса, я просила Майка увидеться с адвокатом Тома и сообщить ему о том, что я точно выяснила его невиновность. Майк сделал это и в результате оказалось, что Том Уол и Том Лоулер — два разных человека. Все оказалось ложью.
— Как это? — не поняла Сью.
— Том Лоулер живет в Орегоне вместе со своей новой семьей и преспокойно занимается практикой. Майк видел фотографии и говорит, что наш «Том» больше похож на молодого Лоулера, чем сам Лоулер двенадцать лет спустя. Он располнел, начал лысеть, носит очки…
Сью потянулась к телефону:
— Это все? — спросила она, набирая номер.
— Сью, Майк служит в полиции. Я не хочу, чтобы Бодж или кто-нибудь другой знали, что я с кем-то о чем-то беседую. Я очень волнуюсь.
— Все будет в порядке, Джеки, — сказала она спокойно. — Алло, Сильвия? Как дела? Спасибо. Послушай, Сильвия, пожалуйста, передай Боджу, что его маме очень плохо и она хочет его видеть. Только пусть не включает сирену, а то его мама перепугается. Да. И пусть позвонит, если не сможет приехать. Спасибо, Сильвия.
Она положила трубку.
— Это условный знак, — сказала Сью. — Если он срочно мне нужен, но мне не угрожает опасность, неприятности с мамой. А если что-то более серьезное, плохо становится тете Берте.
— Что Бодж скажет на все это? — спросила я. — Я ему уже много чего наговорила о Томе, но он всегда вел себя так, словно не принимает всерьез моих страхов.
— Это ничего не значит. Просто он очень осторожен. И он вовсе не пропустил мимо ушей того, что вы говорили. Наш городок, возможно, всего лишь крошечное пятнышко на карте, но Бодж знает свое дело, он не дремлет.
— Но и Том тоже хитер, — сказала я. — Он не позволит морочить ему голову. Мне страшно. Я знаю, чего ему от меня нужно.
Услышав шум подъезжавшей машины, я подошла к окну. Бодж быстрым шагом приближался к дому. Вид у него был очень деловой, хотя и не менее смешной, чем обычно. Оружие он придерживал рукой, поэтому оно подпрыгивало.
Когда он открыл дверь и увидел меня, он помедлил секунду, а потом сказал:
— Черт возьми, опять Том Уол.
— Как вы догадались? — удивилась я и подумала, не узнал ли он что-нибудь и по своим каналам.
— Всю зиму у вас было все в порядке, а через несколько дней после его приезда вы снова взбудоражены.
Бодж сказал мне, что, по его мнению, я не отношусь к тем женщинам, которые выдумывают проблемы на свою голову и боятся замочной скважины. После происшествия с пальцем он пришел к выводу, что, судя по всему, Том каждый раз выбирает себе одну жертву и только ей досаждает, внимательно следя за тем, чтобы при этом не было других свидетелей. Так было и с Уортоном. Ведь среди других Том вовсе ничем не выделялся, был любезен и общителен, но Бодж-то знает, что Уортон впервые был выведен из себя. То же самое и со мной. Я не знала, куда мне деваться, а все остальные считали, что Том компанейский парень и с удовольствием помогает другим.
Бодж выслушал меня очень внимательно, хотя и не стал ничего записывать. Он только останавливал меня, чтобы задать тот или иной вопрос: о чем мы с ним говорили, как менялось его настроение, что он делал минувшей зимой, о разговоре с Бесси, о его собаках и лошадях, об Уортоне, о его «делах». Обо всем.
— Я была у него дома и мы с ним спали. Он рассказал мне об ужасном убийстве — я имею в виду дело Лоулера, а я в свою очередь — о смерти Шеффи и о том, как мне тяжело без него. Он был со мной очень нежен и я особенно не сопротивлялась. Теперь мне ясно, что он очень хитро использовал свои обстоятельства, чтобы завлечь меня.
— Что еще, по вашему мнению, мне следует иметь в виду? — спросил Бодж.
Я чувствовала себя так, словно говорю со своим гинекологом. Бодж и Сью удивительно внимательно слушали меня, я чувствовала, что с легкостью могу излить перед ними душу.