Святые Спасения

На линзах Олли вспыхнула иконка времени: изображение старых наручных часов Seiko со стрелками, шествующими по кругу, — а Тай, альтэго Олли, синхронно подкинул на аудиопериферию негромкое тиканье. Древние часы были сейчас популярны — нет, не то чтобы кому–то не хватало энергии на периферийные процессоры альтэго; все они работали за счет тепла человеческого тела. И все–таки причуда была понятной с учетом нынешней хронической нехватки электроэнергии в Лондоне и постоянных сбоев Солнета. Проблема заключалась в том, что первые двадцать четыре года своей жизни Олли был окружен исключительно цифровыми дисплеями, так что аналоговые устройства сводили его с ума. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, что положение стрелок говорит о том, что сейчас шесть часов. Что на самом деле означало восемнадцать, то есть официально наступил вечер. Во времена, предшествующие тому, что теперь каждый лондонец называл «Блиц-2», люди бы, безусловно, знали, что сейчас вечер, — главной подсказкой служило бы солнце, неизменно садившееся с приближением ночи. Но этой подсказки больше не было.

Впрочем, предположительно, оно все еще садилось — Олли полагал, что правительство вряд ли стало бы сообщать всем и каждому, если бы оликсы помешали и этому. Но когда он смотрел на Лондонский щит, то видел лишь дьявольское небо, не меняющееся вот уже два года: зловещее фиолетовое сияние, бурлящее в нескольких километрах над головой. Иногда, прищурившись, он вроде бы различал узоры, извивающиеся на толстом барьере искусственно сгущенного воздуха, который защищал город, — что–то вроде молочных разводов в чашке кофе, только разогнанных до сверхзвуковой скорости.

Атмосфера снаружи была уже полностью разрушена, уничтожена тем колоссальным количеством энергии, которое корабли Избавления оликсов направили на обстрел тысяч городов по всему земному шару. Это настолько нагрело воздух, что испарение океанов достигло невиданного пика. Климатологи на останках Солнета говорили что–то о «точке невозврата Венеры»[1], но всё, что знал Олли, — это что воздух снаружи превратился в непрерывный поток раскаленного тумана. Растения попросту не пережили столь неблагоприятных температур и влажности. Что же до животных, то они вымерли в результате катастрофы, превзошедшей огненные шторма Тихоокеанского региона две тысячи пятьдесят шестого года.

Несколько месяцев назад Олли с Лоло отправились к краю щита, в Эпсом, только чтобы посмотреть, действительно ли всё так плохо, как все говорят. Там, в пустынных пригородах, фиолетовое свечение над головой сгущалось в тонкие ленты молний, которые потрескивали вдоль края, позволяя безбашенным авантюристам взглянуть на то, что лежит снаружи. В коротких разрывах беспрерывно движущейся мантии смога они разглядели холмы Суррея. За обширным мертвым болотом, обступившим Лондон, высились над унылым адским ландшафтом, над дымящейся землей, укрытой жиденькими остатками растительности, неровные силуэты склонов. Всякое свидетельство человеческого пребывания — древние города и милые деревеньки, восходящие ко временам мифических королей, равно как и новые леса, поглотители углерода, триумфально высаженные в двадцать втором веке, — было уничтожено.

Увиденное повергло их в депрессию, да, однако чувство вины воспламенило гнев и решимость Олли.

Оликсы убили Землю, а я помог им. Я не хотел. Я не знал.

Но это не имело значения. Ему было стыдно.

Он бросил на дьявольское небо последний ненавидящий взгляд и вернулся в маленькое производственное здание, теперь служившее им домом — громкое, конечно, название для кирпичного сарая с крышей из карбоновых панелей. Этот ангар, втиснутый между аккуратных домов Холли–Гроув и старыми железнодорожными путями, они нашли неподалеку от Белленден–роуд. Сперва Олли не хотелось селиться там; железнодорожные арки слишком напоминали ему о местах, где любила тусоваться его старая банда, Саутаркский Легион. Так что мало того что каждый раз, когда он выходил наружу, в его голове вновь оживали болезненные воспоминания, но существовала и опасность, что его могут опознать. Он все еще входил в список особо опасных преступников, разыскиваемых особым отделом, так что их Ген 8 Тьюринги должны были смоделировать и отслеживать его профиль. Что, если они решили, что он эмоционально слаб и нуждается в том, чтобы цепляться за знакомые образы? Они сочли бы эти обшарпанные, увитые плющом кирпичные арки его психологической опорой.

Или…

«Ты просто параноик во всем, что касается полиции», как говорило Лоло каждый раз, когда он упоминал о такой возможности.