Святые отцы и учители Церкви

2. Уже Аполлинарий Лаодикийский⁴⁴ (ок. 305–310—392 гг.), один из самых ученых и крупных богословов своего времени, приблизился к более глубокому и точному пониманию учения о Троице, устраняя и савеллианство, и троебожие. – Единосущие, рассуждал он, не требует непременно полного конкретного единства единосущных, пребывания их «в одном очернении». Так, по сущности своей все люди – «одно и то же», и тем не менее все они различны. Но единство людей – вовсе не единство какого-то общего материального субстрата и не общее родовое (в логическом смысле) единство. Ведь мы все единосущны с Адамом, хотя он – «Богосозданный», а мы – «человекородны» и хотя мы не происходим от одной общей материи. Тем непостижимее Божье Триединство.

«Разумеется, Отец – всецелое начало, а Сын – от начала. Но ни в коем случае Сын не есть отделение первичного во вторичное, как бывает в вещах материальных; и свойственность Отца не выделяется в свойственность Сына, а свойственность Сына происходит от свойственности Отца».

Мысля их взаимоотношение, надо мыслить «тождественное инаково, а инаковое так же».

«Соединенно с инаковостью надо мыслить первое тождество и это же тождество называть и вторым, и третьим. Ибо то, что есть Отец, первично, Сын – есть вторично, а Дух Святой – третично. С другой стороны, то, что Дух – первично, Сын – вторично и Отец – третично. Дабы сильнее выразить неизреченное – Отец есть Отчески Сын, Сын же – Сыновне Отец. И так же надлежит мудрствовать о Духе, поскольку Троица – Единый Бог».

Но ведь это лишь даже не новое описание Божественной Тайны, а указание на нее. Найти же нужно было не выражение невыразимого, но точно знаменующие его слова. Они были произнесены в начале 60–х гг. IV в. («Памятка Василия и Георгия и приверженцев их»). Они были сказаны и ученейшим богословом слепым старцем Дидимом (ок. 310–395 гг.), которого, верного, но умеренного оригениста, поставил Афанасий Великий во главе катехитической школы. – Для обозначения Божественного единства выдвигалось слово «сущность» (усия, όοσία); для обозначения отличности или «особой свойственности» (ίδιότης) – слово «ипостась» (υπόστασις). Дидим учил о «нераздельной» «святой и единосущной Троице». Она, говорил он, «единая Божественность» и «тождество природы» (ταυτότης φύσεως). «Безначально и по природе» единосущные Отцу, Сын и Дух происходят от Него, первый «рождением», второй «исхождением». При этом вечное, но всегда и законченное происхождение совершается не из сущности Отца, а из «ипостаси» Его. Однако ипостасное бытие не нарушает единства усии, ибо Отец рождает «в природе», в единице или «энаде сущности» (ср. стр. 155).

реводили их одним словом «substantia», «subsistentia». Однако «усия» все – таки не то же самое, что «ипостась»: На их различие можно найти указания уже у Оригена и Платина. – Усия (ουσία) есть «бытие», «бытийность», «существование», «сущность» (essentia от esse= быть; ср. слав, «сый», «сущий») чего – либо. Ипостась – определенное бытие, «подстоящее» или «подлежащее» определенного (мы бы сказали – «сердцевина» или «нутро»), «суть» вещи, то, что делает ее «этовостью» (по – лат. – substantia, subsistentia). Но «усия» как бытийность, или сущность, всегда есть и некоторое определенное бытие, а потому и «суть», или «ипостась»; «суть» же, или «ипостась», всегда существует, т. е. является и «сущностью», или «усией». Пользуясь современными понятиями, можно сравнить «ипостась» с «индивидуальностью», с конкретной сознающей себя личностью; но мы должны при этом – чтобы вообще что – нибудь понять – допустить и полную реальность «сущности», общей многим личностям, хотя и не находящейся вне их. На Западе давно говорили «лицо», «persona»; да и восточные этого слова (πρόσωπον) не боялись. Однако оно хуже выражало догму и могло иметь лишь вспомогательное значение. – Первоначальный смысл слова «лицо», или «persona», равнозначен «личине», или «маске» (πρόσωπον – πρόσω – πείον). Таким образом невольно возникала склонность понимать «ипостаси», или «лица», Пресв. Троицы как что – то внешнее, словно надеваемое на единую «сущность», но не проникающее в глубь ее. А надо было подчеркнуть именно существенность тройства (ср. стр. 170, сл., 140, сл.).