Святы и прокляты

Свадебные торжества прошли в Майнце и в Вормсе, кубки за молодых поднимали четыре короля, одиннадцать герцогов и тридцать графов и маркграфов, а также множество князей церкви.

От стола молодожёнов проводили в постель, Фридрих велел раздеть себя, но, к удивлению жены, просто лёг рядом с ней, попросив позвать своего придворного астролога, дабы тот указал ему подходящий час для зачатия сына. Тот быстро развернул перед облачённым в восточный халат императором какие-то схемы и карты. После недолгих обсуждений и споров было определено идеальное время, и Фридрих пожелал ничего не понимающей Изабелле спокойной ночи, прося её набраться терпения, так как на рассвете им предстоит зачать короля.

Всю ночь во дворце гуляла свадьба, но стража несла свой почётный караул возле комнаты новобрачных. На рассвете надутый от гордости астролог разбудил венценосных супругов, и Фридрих проделал всё, что в таких случаях требуется от мужчины.

— Можно подумать, что вы лично присутствовали на зачатии, — всплеснул руками Рудольфио.

— Можно и так сказать. Когда мы, я имею в виду себя, английского летописца Роджера из Вендовера, архиепископа Кёльна и епископа Экстера стояли за стенкой, слушая скрипы, стоны и сопение, я всё гадал, как мой новый приятель Роджер опишет своему королю происходящее в спальне его сестры. Да какими словами — дабы не оскорбить благородный слух венценосного сеньора. Но парень справился со своей задачей, написав в летописи: «...и он отдал её, словно беременную, под тщательный присмотр со словами: “Береги себя, ибо ты приняла мальчика”».

— Она действительно зачала в первую же брачную ночь сына?! — изумилась Анна.

— Ага. Зачала. Конечно. Отчего же не зачать, когда и звёзды встали в нужное положение, и император... не слабак? Зачала. И через положенный срок родила... дочку! Маргариту[115].

— Ну что вы врёте? — поморщился Фогельвейде. — Первым у Изабеллы и Фридриха действительно родился сын. Иордан[116]. На следующий год — Агнесса[117]. Оба почти сразу же и померли. Далее появилась на свет Маргарита, а в 1238 году Генрих[118].

— Что, я обязан считать всех этих мёртвых принцесс и принцев? Помер, ну и ладно, дело житейское: одного схоронишь, приступай делать другого, иначе весь род людской вымрет. — Вольфганг Франц поковырял в зубе щепкой и добавил, повернувшись к Константину: — Напиши ещё, сынок, что свадьбу гуляли три дня, а когда все съели и выпили, приближённые императрицы сели на свой корабль и вернулись домой. И дружочка моего нового отослали, и хорошего человека епископа Экстера, да и всех подружек императрицы — милых девушек с маслеными глазками и соблазнительными улыбками.

Королеве предстояло влачить своё существование среди евнухов и старых монахинь, а жаль: хорошая была девушка, весёлая... Хотя, даже не знаю, как бы я сам устроил её, имея такой гарем, как у нашего Фридриха.

В то время когда Фридрих избавился от своего старшего сына и пристроил к делу Конрада от Иоланты, рядом с ним должна была бы стоять, как минимум, его многолетняя любовница Бианка Ланчия[119] — внучка Манфреда I, копьеносца императора Фридриха I Барбароссы. И трое его бастардов от неё, в воспитании которых он принимал живейшее участие, официально представляя их родными детьми: Констанция[120], названная так в честь матери Фридриха, Манфред[121] — в честь деда Бианки и Виоланта[122]. К свадьбе Фридриха с Изабеллой малышке Констанции было пять лет, Манфреду три года, а Виоланте два. И это если не касаться множества детей, проживающих вдалеке от венценосного родителя!

Так, на 1235 год, считай к свадьбе, у него была старшая бастардка Катарина ди Марано, которая к тому времени уже вышла замуж за Джакомо ди Монферрато, маркиза ди Финале. Уже погиб в 1219 году бастард Фридрих Петторано, что от дочери сицилийского графа. Далее, рождённый вроде в 15-м году умничка поэт Энцио, принявший потом корону Сардинии — этот от Адельхайды фон Урсулинген.

— Нет, пожалуй, Рихард, граф Театский[123], что от Манны — племянницы архиепископа Мессины, постарше Энцио будет, — опечалился Фогельвейде. — Неужели у императора не состояло на службе специального человека, который бы бастардов этих вместе с их матерями хотя бы записывал? Это как же их теперь-то собрать?

— Вот именно! — Вольфганг Франц склонился над записью, сделанной Константином. — Мы ведь с тобой, Вальтер, уже пытались считать всех этих бастардов... А кого теперь спросишь?