Святы и прокляты

— А разве можно наказывать человека, который отправляется на подвиг? — парировал Фогельвейде. — Ладно, конечно, мы можем оставить в черновике две версии, мою и господина Франца. Пусть хозяин этого замка сам решит, что побудило Фридриха: приказ Иннокентия или благородный порыв. От себя я могу добавить лишь одно: юный король много раз задумывался о своём призвании. Он дружил с фанатичными молодыми канониками, и те видели в нём юного миссию. Он ночи напролёт проводил с парнями из своего ближнего окружения, и они вместе обсуждали планы героического захвата Иерусалима... С юных лет Фридрих состоял в ордене цистерцианцев[65], так что... Полагаю, на коронации его охватил благодарный восторг, и он высказал то, о чём мечтал все эти годы.

— А может, Иннокентий ничего не сказал ему тогда, потому что уже находился одной ногой в могиле? — предположил оруженосец. — Если мне не изменяет память, он же помер буквально через несколько месяцев после помазания Фридриха.

— В июле 1216-го. — Трубадур проследил за тем, чтобы Константин правильно записал дату. — После Иннокентия Папой был избран Гонорий III[66]... Ты можешь ещё работать, мой мальчик?

Константин кивнул. Вальтер фон дер Фогельвейде продолжил:

— Через некоторое время после коронации, я впервые увидел королеву Констанцию, прибывшую в Германию, привезя с собой капризного и своевольного пятилетнего короля Генриха, которому предстояло сделаться правителем герцогства Швабия. Ожидая королеву, Фридрих временно отослал от себя фавориток? — он запнулся, глядя на тихо внимающего его речи оруженосца. — А ведь я забыл, старина, как звали тех цыпочек, что увивались тогда вокруг нашего короля. К примеру, ту — темноволосую, любившую принимать участие в королевской охоте?

— Черноволосую звали Манной, и она была племянницей архиепископа Мессинского. Только хватил ты, брат! Где Мессина, а где Германия? В Германии тоже была черноволосая, ездила за Фридрихом, было дело... При Фридрихе всегда было полно разномастных баб. Нечто всех упомнишь?!

— Ты прав, друг мой, — погрустнел трубадур. — Где уж с нашими умишками всех его зазноб упомнить? Что же до королевы Констанции, пока её муж добивался своей короны, она на правах регента довольно успешно управляла Сицилией. Теперь, получив наконец приказ приехать в Германию, Констанция отправилась в путешествие немедленно, невзирая на опасности, так как враги понимали, что Фридрих перед походом не упустит шанса упрочить положение сына в германском королевстве, ведь Иннокентий уже официально назначил выступление на 1 июля 1217 года.

Сразу же после коронации Фридрих принялся расточать милости поистине с королевской щедростью: лены, драгоценности, лошадей... Он помогал своим сподвижникам заключать выгодные для них браки.

Воспользовавшись случаем, я, признаюсь, черкнул отцу, сообщив ему о триумфе моего сюзерена и намекнув на то, что теперь в обществе юного короля уже можно заработать не только нож в спину или секирой по башке. Впрочем, как выяснилось позже, моё письмо опередило подробнейшее донесение давнего друга нашего дома, пробста[67] монастыря Святого Томаса в Страсбурге, если не ошибаюсь, вашего родственника, Константин и Анна, который, не желая быть голословным, приводил имена и цифры. Ого-го, какие цифры!

Позже отец показывал мне это письмо. Впрочем, я наивно предполагал, будто папаша сидит дома в окружении нашей семьи, ожидая, когда один из королей перетянет мантию на себя. Ага, не тот человек Вальтер фон дер Фогельвайде-старший! Отправив меня в распоряжение Фридриха, он тут же оседлал коня и в компании верного оруженосца и двух музыкантов, которых брал с собой в особо торжественных случаях, отправился в ставку короля Оттона.

О том, что «поповский император», без сомнения, добьётся желаемого, отец узнал на совете у своего короля и тут же начал подумывать, как бы свалить оттуда, не попав при этом под горячую руку сурового повелителя. Впрочем, он ничем не был обязан Оттону. За годы службы тот разве что всё отделывался обещаниями.

Ещё раньше, в 1213 году, Папа Иннокентий III распорядился установить повсюду церковные кружки в пользу запланированного крестового похода, на что мой отец не преминул ответить ему язвительной песенкой:

Почему трясёт тиарой и смеётся Римский Папа,
Все карманы до отказа набивая серебром?
«Я стравил одной короной шайку немцев сиволапых,

Легче будет итальянцам поживиться их добром!
Пей же, братия христова, жри от пуза, веселись!
Немцу ж пастырское слово: бей поклоны и постись!»[68]