Святослав. Возмужание

Выйдя из шатра, Святослав вскочил на подведённого стременным коня. Увидев подъезжающих к нему молодого Горицвета и юного Свенельдича – Гарольда, княжич, невольно подражая Притыке, повернулся к ним и коротко приказал:

– Малую Дружину собрать! Полки привести в боевую готовность! Я – в терем, там воевода… – И он ускакал.

По дороге обратил внимание, как быстро изменился Киев. Навстречу спешили и обгоняли воинские разъезды, посыльные, первые беженцы с домашним скарбом. Ни следа от недавней беззаботной жизни и праздничной суеты, на лицах тревога, растерянность, озабоченность. Слышался детский плач, блеяние овец, лай собак, визг свиней, конское ржание, топот, скрип колёс, бряцание железа.

Святослав подоспел в терем, когда разговор Свенельда с матерью уже заканчивался.

– Значится, мать княгиня, – рёк воевода, – конницы Притыки, Горицвета, Збигнева и Веряги выйдут налегке на рассвете, за ними – обоз. Остальное всё как порешили.

– Где моей дружине быть? – стараясь унять волнение, спросил Святослав.

Ольга невольно залюбовалась сыном: в воинском облачении, серьёзный и решительный, ну вылитый отец! «Только не рановато ли тебе воевать, сынок», – вздохнула про себя, но промолчала. За неё ответил Свенельд:

– Мы с тобой, княжич, остаёмся в Киеве, будем готовить оборону на случай, ежели враг прорвётся сюда…

Святослав вспыхнул:

– Остаться? Здесь? Когда все уходят биться с печенегами? Он быстро зашагал туда-сюда по гриднице, упрямо сжав губы. Затем остановился и решительно заявил:

– Я тоже пойду с ними!

Свенельд покачал головой, потом стал говорить жёстким, не допускающим возражения тоном:

– Негоже так вести себя, княжич, особенно в час войны. Ты должен быть там, где прикажут, и решений старших обсуждать не волен. Разве станут тебя слушаться дружинники, коли ты сам сейчас ни воеводы, ни матери не слушаешься?

– Что я, малое дитя, за стенами града прятаться? – буркнул Святослав, но уже не так уверенно.

– Не прятаться, а киян защищать, если понадобится, детей, стариков. А сейчас пойдём, есть для твоей дружины ответственное дело!

Княжич последовал за воеводой, понимая, что всё уже решено без него. От этого на душе стало до слёз тоскливо. Но что поделаешь, ему ведь только пятнадцать, до совершеннолетия, когда он станет полноправным князем, ждать целых шесть лет. А до тех пор надобно подчиняться, как велит Устав и Покон.

Спустившись с крыльца, они сели на лошадей.

– Пойдёте на переправу, – сказал Свенельд, когда ехали по улицам. – Там уже сейчас люда полно, а к вечеру может возникнуть сумятица. К тому же вражеским лазутчикам неразбериха на руку, легче незаметно в град проскользнуть. Вот вам, молодым, в самый раз сноровку проявить. А я подготовкой к осаде займусь.

Святослав слушал и ни слова не проронил до самых ворот Стана. Там его уже дожидалась готовая к походу Малая Дружина. Княжич сказал сухо, обращаясь к полкам:

– Остаёмся в граде. Будем следить за переправой. Перенимать, ежели попадутся, вражеских лазутчиков. Горицвет отвечает за левый берег, Гарольд за правый. Всё ясно?

По рядам прокатился лёгкий ропот. Все ждали приказа выступить навстречу врагу и вдруг – заниматься повозками, лошадьми, беженцами с их узлами…

Но Святослав не позволил шуму перерасти в негодование и пресёк разговоры наказом:

– Сотня Олеши остаётся в Стане на страже, полк Путяты будет сопровождать беженцев в град и указывать отведённые им места. Остальные – за мной, рушь!

Окрестные огнищане стремились в град со своими пожитками, ища защиты за высокими крепкими стенами.

На Непре трудился паром, целый день доставлявший с того берега людей и лошадей, впряжённых в тяжёлые возы. Святославова дружина принялась оказывать им помощь.

Ночью в Киеве зажглись костры, – на Дружинной площади, на Торжище, у берега. Зажглись они и на другом берегу Непры, где собрались люди, дожидающиеся своей очереди на переправу. Невесёлыми выдались нынешние Купальские дни – всё заполонили тяжкие мысли о войне, опасение за свои жилища, посевы, жён, детей и всё то, что нажито тяжким трудом, а теперь в один момент может быть уничтожено наглым[13] разбойничьим набегом.

В Киеве Свенельд велел усилить дозоры и число стражников на стенах.

– Стой! Кто таков? Какого полка, какой тьмы, кто твой начальник? – раздавались окрики из темноты. – Откуда поклажу тащишь? Где взял мясо?

В другом месте стражники заставляли беженцев перенести костёр подальше от построек.

– Так ветра ж нет, – сопротивлялись кашевары.

– Сейчас нет, а как дунет да искры на крышу занесёт, весь Киев спалите!

– Ладно, ладно, – примирительно бормотал старик, что управлялся с костром, – давайте, молодцы, перенесём, а то и взаправду Стрибоговы детки шаловливые, налетят, дунут, и до беды недалеко…

Всю ночь не спали кияне, наблюдали за полыханием далёких пожарищ и всю ночь трудились, – носили камни к стенам, ставили огромные котлы, чтобы варить в них смолу и воду.