– Искусство принадлежит народу, поэтому артиста обидеть может каждый, – заметил Сидоров. – Но делать этого не надо, коллега…
Могучий воин Фёдор был во всем солидарен с Валей. Профессор с ворчанием согласился. Лефтенант пожал плечами, но позволил увлечь себя под сень придорожных клёнов, где экспедиция и устроилась для встречи с прекрасным.
– Баллада о тринадцатом сыне многодетных родителей, который появился на свет тринадцатого числа в роддоме номер тринадцать! – надрывно объявил старший.
Вперёд вышел невысокий молодец в живописно обтрёпанных джинсах. Зажмурившись, он ударил по струнам и запел жалостливым тенором:
Пел он очень даже неплохо. Два других менестреля подтягивали бэк-вокалом и аккомпанировали. Валя-Кира слушала, подперев прелестную головку изящной рукой. Фёдор плюнул на конспирацию и любовался ею в открытую.
Мориурти неожиданно шмыгнул носом и отвернулся, бормоча про соринку, попавшую в глаз. Лефтенант задумчиво поглаживал пистолет в подмышечной кобуре.
трогательно закончил певец. Наградой ему были дружные аплодисменты. Корней одобрительно всплакнул и попросил списать слова. Лефтенант посмотрел на часы, но Валя-Кира неожиданно подняла руку.
– Скажите, а что-нибудь ещё у вас в репертуаре есть? – застенчиво спросила она.
– Всё, что угодно, прекрасная госпожа! – воскликнул менестрель. – Вы только прикажите!
– Хотелось бы про любовь, – сказала Валя, немного краснея, но при этом бросая в сторону Фёдора взгляд, не лишённый лукавства.
Менестрель радостно закивал лохматой головой.
– Любовь – это мы завсегда… Гаврила, запевай!
Певец сделал шаг вперёд.
– Куртуазная баллада о любовных страданиях тринадцатого сына многодетных родителей, который родился тринадцатого числа в роддоме номер тринадцать! – провозгласил он, и, прижав руку к сердцу, запел:
Здесь Валя-Кира, не выдержав, закрыла лицо руками и зарыдала.
– Что случилось? – испуганно вскрикнул Фёдор, бросаясь к девушке.
– Тринадцатого жалко, – призналась Валя, у которой слёзы катились градом.
Гаврила, растроганный собственной песней, и сам чуть не плакал:
– Не огорчайтесь, прекрасная дама! Это всего лишь баллада, – воскликнул он. – Не хотите ли послушать что-нибудь не столь печальное? Вот, например, героическая баллада о воинских похождениях тринадцатого ребёнка в семье многодетных родителей, который…
– Достаточно, – сухо сказал Лефтенант. – Знаем уже… Фёдор! Мастерам культуры выдать банку тушёнки, объявить благодарность и гнать в шею!
Козырнув, сын эфира потянулся к рюкзаку.
– Так, стало быть, и живёте? – спросил он, доставая гонорар.
– Так и живём, – подтвердил старший. Банка мгновенно исчезла в дорожной торбе. – Ходим от села к селу, поём и танцуем. Людям нравится, благодарят.
– Несём в массы культур-мультур, – солидно добавил менестрель Гаврила.
– А нам что? – продолжал старший. – Нам много не надо. Хлебца с картошечкой – тем и сыты!
К певцам подошёл Мориурти.
– А что, ребята, – вкрадчиво спросил он, – как у вас тут без телевидения? Без видеопанелей, опять же?
Менестрели переглянулись.
– Да мы его, можно сказать, не помним, – ответил за всех Гаврила, пожимая плечами. – Его уж лет десять как нет, а мы об ту пору, почитай, совсем мальцами были. Вы лучше стариков расспросите. В Поросячьем Углу, например…
Мориурти разочарованно отошёл. Менестрели с прощальным поклоном удалились, напевая и приплясывая.
– Нерепрезентативная ситуация, – рассуждал вслух профессор, когда экспедиция тронулась дальше. – В детском возрасте влияние телевидения относительно невелико, отчуждение от видеопанелей происходит безболезненно и практически без последствий. Вот со стариками бы пообщаться…
Случай вскоре представился.