Святой праведный Алексий Мечев

— Батюшка, дорогой, племянники ко мне просятся.

— Боже тебя спаси, Федора, не бери — попадут в плохую компанию и тебя сгубят.

— Да ведь, батюшка, они голодают.

— Говорю тебе, Федора, не бери. Отчего сирот не взять, отчего не воспитать? Лучше монастырь не строить, а сирот взять. Но только этих сирот не тронь.

Что же? Этим же годом девочка померла, а после и мальчик помер.

Крестник у меня был жизни распутной. Задумал он как-то в деревню ехать, пришел ко мне за деньгами. Мало пришлось мне ему дать. А он: «Пойду я сейчас под машину лягу!» Вот как напугал меня.

Побежала я к своему батюшке.

— Батюшка, дорогой, племянник-то мой пошел под машину ложиться!

— Ну, Федора, ничего не сделает он, только попугает. Как зовут-то его?

Он же мне шлет письмо из деревни: «Пришли, крестная, денег, хочу жениться». А я себе в уме думаю: «Пусть заработает, а потом женится».

Прихожу к батюшке, а он все-то эти мысли мои, что на уме-то держала, и сказывает:

— Ты, — говорит, — напиши ему: пусть заработает и женится.

Померла моя сноха. Осталось у нее мое добришко. Поехала я за ним в деревню, а племянник — до сундука меня не допустил. Поскандалили мы с ним, поскандалили, так и уехала я ни с чем.

Год прошел после этого, я и спрашиваю у батюшки:

— В отпуск еду. Как благословите — в деревню?

— Что ты, Федора, опять скандалить поедешь?

А ведь я ему об этом самом ни одного словечка не сказала — сам все мои поступки признал.

Родила у меня племянница сына, а замуж-то ее не взяли. Я батюшке и сказываю:

— Батюшка, дорогой, вот какой случай с племянницей-то! А я, мол, ей советую: «Отдай ребенка-то ему, коль он тебя не берет!» Засмеялся батюшка:

— Тетка ты, тетка, а совет твой не теткин. Авось она не кошка, а мать ребенку. А лучше поезжай да уговори его.

А то вот тоже приехала ко мне племянница из деревни и говорит: «Тетя, мы хотим уезжать от голоду. Отец-то, говорит, наперед поехал поразыскать, где жить».

А я ей: «Пойдем-ка, я тебя к батюшке сведу».

— Куда вы поедете? Там уже полуголод, а потом и вовсе будет голод. Кто от голода уезжает, тот голодом и помирает, кто от мора уезжает, тот мором помирает. Не троньтесь с места.

И действительно — верно было слово батюшки дорогого: кто от нас уехал, тот и помер.

Скажу это я ему, бывало, просто, а в голову не вбираю, что мудро ответит.

Пение-то — оно дело великое, а человек-то я маленький, малограмотный. Опытом дошла, что в церкви-то петь научилась. Думаю себе: «Что хорошо спою, то от Господа, то сеется, а что плохо — то наше». Верно, так Господь вразумляет, гордиться-то и не приходится и о себе понимать.

— Батюшка, дорогой, петь хочу.

— Пой, пой, Федора, — ты этим утешаешься.

Выходит батюшка как-то на амвон и горько-горько плачет, а за ним моя церковь.

— Родители, родители, к чему вы детей своих подготовили? Как с вас Господь спросит! Не то — как вы родили, а как воспитали и к чему приготовили. Горе вам!

Навзрыд плачет батюшка, — плачем и мы за ним.

Когда, бывало, я помыслю: «Ну как батюшка помрет?», — зайдется мое сердце, а слезы так и льются… Думаю: «Как же я буду без батюшки жить?» Померла у меня мать, померли братья, а никто не был мне так жалок, как батюшка дорогой.

В тот самый день, когда пришлось узнать о батюшкиной смерти, сильно мне недужилось, и ко всенощной не собиралась идти, — и вдруг что-то тяжко помыслила. Скорехонько собралась и поехала.

Вхожу в церковь, службы еще нет, — а сестрица мне навстречу: «Входи-входи, батюшка-то помер!» Так бы, кажется, в голос и крикнула. А мне говорят: «Ишь ты какая, мы бы все так стали кричать, да нешто так можно?» Отстояла всенощную, пришла домой, тут я и наплакалась вволю. Легла спать — ночи-то крепко сплю, а тут что-то нет, не спится. Проснулась, вспомню, какое такое горе у меня — батюшка помер. Слезы так градом и льются, а на сердце радостно. И что такое? Помер батюшка, а мне вот, что хочешь, радостно и все… И легко я дошла из дому в тот день, когда батюшку привозили, словно его как живого к нам везли.

Снится мне сон: лежит батюшка, покровом покрытый. А я сняла с него воздух, смотрю, а лицо-то у него хорошее, светлое. Встает батюшка, а я ему и говорю:

— Как жить тяжко без тебя… А он мне в ответ:

— Я вам много раз говорил: не начинай жить сверху, а начни снизу и дойдешь до верху.

— Батюшка, дорогой, в церковь мало хожу я.

— Ну, что делать? Больше воздерживайся, терпи.

Царствие Небесное батюшке дорогому. Собраны мы им не ради почестей, не ради славы, а ради Господа.

Воспоминания духовного сына. Дар слезный

I

Я много лет жил в Петрограде в такое время, когда этот город был особенно полон славой имени Кронштадтского светильника.