– Да, да, и которой вы руководите, было бы желательно иметь эту реликвию на постоянном хранении. Мы долго ждали, когда Копье станет собственностью всего германского народа, когда его сила послужит на пользу Рейха, когда, наконец…
– Зиверс, остановитесь. Вслушайтесь в то, о чем вы говорите… Здесь все решает не мы с вами, а наш фюрер. И ему виднее, слышите, виднее, где хранить Копье. Если это Нюрнберг, то на то есть свои резоны, если Мюнхен – свои… Вы меня поняли?
– Да…
– И не стройте из себя невинную девицу, которая краснеет от каждого острого словечка.
– Рейхсфюрер…
– Не надо, Зиверс, не надо… И еще… Пока вы служите в моем ведомстве, потрудитесь соблюдать субординацию и не исходить словесным поносом. Вы меня поняли?
– Так точно!
– Хайль!
Но Гиммлер так и не дождался Копья, да и Зиверс лишь числился «ответственным за хранение», но от решений о Копье был отстранен. Лишь сам Гитлер имел право в любое время дня и ночи лицезреть священную реликвию. Он часто бывал в Нюрнберге (там проводились партийные нацистские съезды), и каждый раз находил время побывать в соборе Святой Екатерины (при этом религиозным человеком он никогда не был, и все, что было связано с религиозным культом, презирал, но лучшее хранилище для Копья найти было трудно).
Здесь, в соборе Святой Екатерины, Гитлер вновь и вновь возвращался к ушедшему времени, к его венскому отрезку, который он – нацистский фюрер – считал поворотным в своей жизни. И Святое Копье сыграло в этом повороте свою важнейшую роль.
Именно с конца 1930-х годов понятие «Копье Судьбы» принимает для Гитлера окончательно иной, чем просто реликвия, смысл.
Это – поиск пути, определение мировоззрения, система взглядов, иерархия оценок окружающего мира.
Гитлер, говоря о Копье Судьбы, тут же переходил на более сложные темы – судьба мира, расизм, соотношение демократии и диктатуры, цена человеческой жизни, ответственность правителя за вверенное ему государство…
Читая его – нацистского фюрера – рассуждения, ловишь себя на мысли, что Копье Судьбы трансформировалось, может быть, правильнее сказать – распалось на составные элементы – определяющие метаморфозу, произошедшую с Гитлером во время так называемого «венского периода», градирующие его личность, дающие представление о его ментальности, сочетавшей в себе взаимоисключающие моменты.
Вне всякого сомнения (не стоит рисовать Гитлера тупицей) фюрер разбирался и в искусстве и чарующих человеческую душу явлениях природы, но все это перечеркивало крест накрест черной краской поразительная мизантропия, породившая столько горя и страдания для всего мира.
Из Гитлера мог бы получиться неплохой художник (конечно, не гений, но – середнячок, коих немало существует в искусстве). Но он по-своему понял, расшифровал символику Копья Судьбы: как знак, как предопределение его судьбы – претендента на мировое господство. Таким претендентом он и остался в истории (и слава Богу!), таким же претендентом (не более того) оставались все, кто видел в Копье исключительно символ мирового господства.
Однако Гитлер, в отличие от своих многочисленных предшественников, претендовал еще на роль «гуру» (по крайней мере для граждан Германии), уже чуть ли не с тридцати лет способного дать точный и исчерпывающий ответ на все жизненно важные вопросы.
Именно этим и отличается его единственная книга «Майн кампф», которую не стоит запрещать, а необходимо читать, внимательно изучать, дабы понять, как и почему мир не в состоянии избегать появления маниакальных претендентов на мировое господство.
«Ныне я убежден, что, как правило, – я не говорю о случаях исключительной одаренности, – человек должен начать принимать участие в политической жизни не раньше тридцатилетнего возраста. Не следует делать этого раньше. В громадном большинстве случаев только к этому именно времени человек вырабатывает себе, так сказать, общую платформу, с точки зрения которой он может определять свое отношение к той или другой политической проблеме. Только после того как человек выработал себе основы такого миросозерцания и приобрел твердую почву под ногами, он может более или менее прочно занимать позицию в злободневных вопросах. Лишь тогда этот более или менее созревший человек имеет право принимать участие в политическом руководстве обществом. В ином случае существует опасность, что человеку придется либо менять свою точку зрения в очень существенных вопросах, либо остаться при старых взглядах тогда, когда разум и убеждение давно уже говорят против них. (Тридцать лет – возраст, когда сам Христос ринулся на политическую арену, став проповедником. – В.Т.)
В первом случае это очень неприятно для данного лица, ибо, обнаруживая сам колебания, он не может ожидать, чтобы его сторонники верили в него с прежней твердостью. Такой поворот руководителя ставит в беспомощное положение тех, кто следовал за ним, и нередко заставляет их испытывать чувство стыда перед противником.