Вождем восстания был Арнольд Брешианский, ученик прославленного французского ученого Абеляра; он поднял римлян на вооруженную борьбу, и они силой добыли те свободы, в которых им отказывал папа. Они организовали сенат, избрав одного патриция для управления Римом. Сенат в полном составе направился в Латеранский дворец и от имени всей нации объявил Луция лишенным всех прав, которые были приобретены папами. Сенат потребовал от представителей церкви отказаться от светских владений, от мирских забот и дел и ограничиться исключительно духовной деятельностью.
Святой отец с присущим этому тирану высокомерием пригрозил страшной карой. Но проникнутые революционным духом римляне не испугались; стремясь возвратить городу его былое величие, они учредили на Капитолии новую коммуну и выбрали пятьдесят шесть сенаторов, по четыре от каждого округа.
Тогда Луций обратился к императору Конраду за помощью. Сенат, узнав об интригах папы, в свою очередь, отправил к императору послов, чтобы они поведали ему об истинном положении дел.
Конрад Благочестивый не ответил на обращение римлян и даже не удостоил их послов приема, в то время как папских легатов он принял весьма благосклонно и отдал приказ о комплектовании в его владениях армии для защиты святого престола.
Еще до того как легаты получили распоряжение императора, Луций, поддерживаемый знатью, пошел на штурм Капитолия. Вооружившись топором, святой отец стал ломиться в ворота древнего здания, где некогда находились сенаторы и консулы, управлявшие миром. Но камень (разумеется, не тот, на котором Иисус Христос собирался воздвигнуть свой храм) ударил его по голове. На следующий день Луций второй предстал перед Саваофом — богом войны. Он пробыл на престоле апостолов меньше года (10 марта 1144 года-3 февраля 1145 года).
ЛЮБОПЫТНАЯ КНИЖИЦА.
Автор, которого никак нельзя назвать антиклерикалом, ибо он сам был монахом, оставил потомкам весьма занятную книжицу о нравах, царивших в монастырях в середине двенадцатого века. Сочинение его нельзя причислить к жанру веселого анекдота, сатиры или памфлета. Скорее всего это ряд предписаний, касающихся вопросов дисциплины. Это — свод законов клюнийского аббата Петра, в свое время оказавшего поддержку Иннокентию второму. Уже один этот факт говорит о том, что он был человеком весьма гибким в смысле нравственности. И если даже такой человек не выдержал безобразий монашеской братии и счел нужным опубликовать свой законник, призванный исправлять нравы духовенства, можно представить, до чего они дошли в своей распущенности.
Первая часть этой любопытной книжицы посвящена размышлениям о заблуждениях Магомета. Мы не будем останавливать на ней внимание нашего читателя. Гораздо интереснее вторая часть этого произведения. Приведем несколько цитат из монастырских статутов того ордена, к которому принадлежал Петр.
«Запретить монахам на третий день недели, по средам, есть диких уток и водяных курочек, ибо они относятся к породе птиц, хотя и плавают…» Предписание это свидетельствует, что Александр Дюма не клеветал на патера Горанфло, который, по его словам, поглощал в постный день жирную пулярку, окрестив ее предварительно карпом.
«Запретить монахам после ужина распивать всякие настойки из сахара, меда или перца…» Намерения благочестивого монаха вполне понятны: напитки эти оказывают возбуждающее действие, и монахи потребляли их, видимо, не зря.
«Запретить монахам принимать пищу более трех раз в день».
Сколько же раз в день они обжирались за счет округи, эти святоши?!
Наверняка, они убили и слопали не одного барана.
«Запретить монахам носить украшения и драгоценные ткани… а также содержать более двух слуг…» Недурно устраивались эти господа!.. Спрашивается, какое же количество слуг обслуживало этих бездельников?
«…Оставаться в приемных с молодыми женщинами в ночные часы…» Обычно в приемных беседуют с посетителями. И разумеется, не по ночам.
Можно поручиться, что они занимались чем-то иным.
«Запретить монахам брать на воспитание обезьян, а также уединяться в кельях с новичками под предлогом обучения их молитвам…» Обучения молитвам! Великолепно! Однако следует призадуматься над явным несоответствием таких слов, как:
«воспитание обезьян» и «уединение с послушниками». Почему Петр объединяет это? Мы не смеем ничего утверждать и только смутно подозреваем, что монахи даже обезьян «обучали молитвам».
Вот еще одна цитата:
«Запретить принимать молодых монахов без специального разрешения аббата, иначе аббатства станут сборищем бродяг и гнусных развратников…» Какие тут могут быть сомнения? Автор уже не намекает, а категорически утверждает: монахи, не довольствуясь обществом друг друга, давали приют у себя бродягам и развратникам. Заметьте притом, как часто достопочтенный аббат любит употреблять прилагательное «молодые»: «молодые монахини, молодые монахи». Он явно проговаривается… До чего же они сластолюбивы, эти благочестивые клюнийские монахи!