Священный вертеп

В назначенный день сложили два огромных костра, из которых каждый имел тридцать шагов в длину и десять в вышину. Между этими кострами оставили узенькую тропинку, не больше трех шагов в ширину, усыпанную мелким и очень сухим хворостом.

После торжественного крестного хода и обедни монахи выстроились в два ряда, у каждого в руках была свеча, а на груди висел крест. Что и говорить, спектаклем руководил опытный постановщик!

Распевая гимны, монахи окружили костры и стали их разжигать. Через некоторое время жара стала столь невыносима, что монахам пришлось отойти.

И тогда взволнованная толпа увидела, как Петр Альдобрандини двинулся к пылающим кострам; он снял с себя клобук, в котором служил обедню, и торжественными шагами приблизился к тропинке. В одной руке он держал распятие, в другой — платок, которым вытирал пот со лба.

Можно, конечно, спросить: почему огонь, который не касался Альдобрандини, вызывал у него испарину?.. Несомненно, такова была божеская прихоть — не будем разбираться в этих психологических тонкостях…

Альдобрандини шагал по тропинке, разделявшей два пылающих костра, по колено усыпанной горящими углями, затем остановился и осенил себя крестным знамением. В торжественной тишине (черт возьми, зрелище достаточно интересное, чтобы публика замерла. Никто бы из нас не отказался взглянуть на священника или монаха, разгуливающего по горящим углям)… итак, в торжественной тишине раздался голос монаха. Обращаясь к толпе, он потребовал от граждан, клириков и нотаблей поклясться, что они отрекутся от епископа Петра, если Альдобрандини выйдет невредимым из этого ужасного испытания.

Все, разумеется, поклялись. Тогда Альдобрандини запел церковный гимн, умоляя бога сохранить его невредимым. Дальше — точная выдержка из кардинала Барония:

«Все увидели, как он с обнаженными ногами величественно передвигался среди гигантских языков пламени, между которыми он шел так же спокойно, как если бы шел по аллее, обсаженной розовыми кустами, освежающими своей тенью воздух, накаленный солнечными лучами. Трепещущее пламя, повинуясь какой-то чудесной силе, окутывало его, освещая лучезарным светом, более ослепительным, чем снег на солнце. Языки пламени, не оставляя никакого следа, лизали края его одежды, касаясь волос на голове и бороде». «Присутствующие заметили, — продолжает благочестивый историк, — что в тот момент, когда Альдобрандини вошел в пламя, огонь костров потерял свой жар и сохранил только свет, озарявший торжество святого монаха».

И еще одна не менее забавная деталь, которую подчеркивает Бароний: «Когда Альдобрандини дошел до конца костров, он заметил, что потерял свой платок посреди тропинки. Он спокойно вернулся, подобрал платок и, лучезарный, вышел из огня».

Почему «лучезарный», кардинал Бароний? Потому ли, что удалось испытание, или потому, что потеря платка была бы непоправимой?..

Кардинал Бароний не дает потомкам точных сведений на этот счет — он подробно описывает сцену народного энтузиазма, последовавшую за представлением, которое дал неопалимый монах. Мы не будем цитировать дифирамбов Барония и укажем только, что аббат из Валломброзе не замедлил послать папе донесение о чуде, требуя назначения нового епископа вместо того, которого суд божий изобличил в ереси и прелюбодеянии.

ЖОНГЛЕРЫ ВСЕВЫШНЕГО.

Посылая папе донесение о состоявшейся церемонии, Иоанн Гвальберт не сомневался, что дело против епископа Петра выиграно. Но, по-видимому, Александру второму была хорошо известна тайна прохождения сквозь полыхающий костер, ибо он не выразил ни малейших признаков умиления по этому поводу. Однако, будучи по натуре лукавым дипломатом, он, с одной стороны, не хотел портить ни с кем дружеских отношений, с другой стороны, естественно, не желал оспаривать совершившееся «чудо», дабы не дискредитировать религию в глазах верующих. И он нашел выход из положения, послав монахам Валломброзе ответ такого рода: "Я поздравляю вас с тем, что в вашем монастыре имеется монах, который своей святостью удостоился столь несомненного и очевидного покровительства бога. После такого доказательства я, не колеблясь, низложил бы епископа Флорентийского, не предложи он мне подвергнуть себя такому же испытанию огнем, и на том же месте, что и святой Альдобрандини. Я не дал согласия на новое испытание из страха, что господь, совершив второе чудо, тем самым лишит ваш монастырь приобретенной им славы.

Епископ Петр в течение нескольких месяцев будет пребывать вне Флоренции; я не вправе лишить его епископата, отказав ему в разрешении подвергнуть себя суду божию. И потому убеждаю вас, в интересах вашей общины, успокоить народ и приготовиться к достойной встрече вашего прелата, когда он вернется".

Разве не является это послание, которое мы лишь несколько сократили, не исказив его смысла, шедевром отъявленного вероломства… смягчим слово — дипломатии?..