Священный Грааль отступников

Для каждого автора Грааль был чем-то своим, языческим и христианским, символом древней памяти и нового общества, символом борьбы с собой и подчинения высшей силе. В любом случае в поиске Грааля был важен именно сам поиск. Он был загадкой, не нуждающейся в разгадке, он был прекрасной музыкой, влекущей издалека, чудесной сказкой, пробуждающей самое лучшее, неведомой силой, сжигающей и возрождающей одновременно. Но Грааль катаров, существовал ли он на самом деле, или как и у де Труа, был символом недостижимого идеала? «Память Неба», – вновь всплыло в ее сознании. Путеводная звезда души, чтобы та не заблудилась в потемках и нашла выход к свету…

* * *

Человек обреченно оглядывался. Надежда таяла. Неужели он ошибся? Он еще и еще раз перебирал все возможности, но стены вокруг были просто стенами, и никакого тайника в них не было. «Значит, ты ошибся, не рассчитал, что-то упустил, досадное, маленькое, какую-то глупую деталь!» – издевательски говорил ему внутренний голос. Человек затыкал его, этот издевательский голос, он не слушал его. Но мысль об ошибке возвращалась снова и снова. Он боялся думать об этом, вернее, не давал себе думать. Это было всего лишь проявление слабости, позорной слабости. А он не мог позволить себе быть слабым. Он был избранным…

Человек вышел на улицу и зажмурился от яркого света. Вокруг были люди. Он усмехнулся. Нет, это были всего лишь призрачные тела, которым только казалось, что они существуют в реальности. Да и что такое жизнь? Всего лишь временное пристанище таких же, как он, вечных путников. Ему иногда становилось трудно дышать. И в такие минуты, словно за соломинку, он хватался за мысль о цели, которую необходимо достичь.

Но отчаяние возвращалось снова и снова, не давая ни передышки, ни покоя. Цель, желанная, единственная, ускользала, и мир снова смеялся над ним, хохоча во весь раззявившийся, с желто-черными гнилыми зубами рот. И тьма, непроницаемая, тяжкая, затягивала. Он уже чувствовал маслянистость этой черноты, липнущей паутиной к рукам и лицу. Но неимоверным усилием воли он вновь и вновь разрывал ее.

Этот поиск стал его единственной надеждой, единственным смыслом. И один раз вступив на этот путь, сойти с него он уже не мог. И не важно, какую цену надо было заплатить – цель стоила средств! Он чувствовал себя так, словно каждый день проходил по тонкому, как игла, мосту и каждый день вступал в бой с новыми и новыми чудовищами. Самое страшное, что он даже не мог описать, понять, на что были похожи эти монстры. Они были безликими, бесшумными, у них не было ни цвета, ни запаха, но от этого они не становились менее кошмарными. Страх неведомого сжимал его голову безжалостным кольцом, и только тогда он осмеливался стонать, тихо скулить, как собака, оставшаяся без хозяина.

Нежный, золотистый звук трубы раздался в окружавшей его темноте. Это был звук горна, зов неведомой дороги, бесконечного пути, по которому, наконец, он вернется домой. В единственный, желанный и такой далекий дом! Все остальное было не важно, совершенно не важно…

«Солнце померкнет и свет перестанет быть светом. Упадут звезды и содрогнется земля, разольется море и задрожит небо. Тогда появится знак Сына Человеческого, и откроется четвертая дверь… И тогда Сын Человеческий пошлет своих ангелов и четыре ветра, что дуют с вершины небесной до самых земных пределов, отыскать и собрать избранных… носящих в себе частицу неба…» И он был Избранным!

* * *

Утром Кася проснулась позже обычного. Самолет в Москву улетал после обеда, и перед отъездом она решила немного понежиться в постели, отдохнуть и прийти в себя. Только сейчас она почувствовала, насколько устала. Ну и отдых у нее выдался, хуже не придумаешь! Кася стала перебирать в уме все, что необходимо было еще узнать в Москве. Перед отъездом в Париж она уже успела встретиться с одним из коллег Сергея Волынского, доцентом Александром Суриным. К сожалению, ничего нового у него узнать не удалось. Да, Волынский сравнительно давно специализировался на русском северо-западе и был специалистом по русскому средневековью. Участвовал в нескольких раскопках в Новгороде и Пскове. Потом неожиданно заинтересовался Белозерском. На Касин вопрос «почему?», четкого ответа дать не мог. Похоже, Волынский с коллегами своими открытиями делиться не спешил. Единственное, Сурин посоветовал поговорить с сестрой Волынского, Светланой. Брат и сестра были очень близки, и именно она могла лучше, чем кто-либо, ответить на все ее вопросы. Но Светлане она успела только позвонить и назначить встречу на завтра.