- Направление моей работы, основные принципы которой изложены в опубликованной статье, считаю в общих чертах правильным. Критику профессора Поспелова принимаю с благодарностью и признаю справедливой.
В газетной статье, критикующей мою работу, допущена фактическая неточность. Приведенная у меня цитата, названная в статье идеалистаческой, буквально взята из "Философских тетрадей" Ленина. Признаю свою вину в том, что, цитируя, я не указал точно источник и номер страницы. Для научного работника такая небрежность непростительна.
Кроме того, я думал и продолжаю думать, что истинная борьба за приоритет советской науки состоит не в том, чтобы спорить об открытиях, уже совершенных, а в том, чтобы по мере своих сил открывать новые факты.
Ответственность за статью в журнале "Вопросы автоматики", со всеми ее недостатками, готов нести единолично, не разделяя ее с Нестеровым. Пользуюсь случаем заявить, что основные научные идеи, легшие в основу статьи, и принципиальная схема моделирующего устройства принадлежат мне. Нестеров был только техническим исполнителем.
В полной тишине он прошел на свое место. Больше он уже ничего не слушал. Он думал: "После собрания он подойдет ко мне. Что сказать ему, чтобы он понял, что произошло? Что все между нами кончено? Нет у меня таких слов".
Он перебирал в воображении все слова, которые знал: грубые, презрительные, грязные, матерные, даже церковнославянские. Нет, не было таких слов.
Когда собрание кончилось, подошел Нестеров:
- Костя, послушай...
- Уйди, - сказал ему Костя. - Тебя нет.
* * *
Надя кормила ребенка. Кости не было дома. Его вызвали в партбюро.
Тикали часы. Юрка заснул у груди, но некрепко. Как только она пыталась отнять сосок, он сердился, хмурил лысые места для бровей и начинал посасывать. Маленькая рука с растопыренными пальцами лежала у нее на груди, сжимаясь и разжимаясь.
"Доит, - подумала она, - сердится, что мало..."
Тревога внутри была, как мешок со льдом, положенный прямо на сердце. Костя! Как там у него?
Мальчик заснул спокойнее и отпустил грудь. Она осторожно положила его в кровать. Одеяльце с зайчиками... Красная погремушка у изголовья. Любит красное...
Звонок в дверь. Кто бы это? Пошла, открыла - Юра. Сперва ей показалось, что он смеется. Нет, это он так оскалил зубы - криво, нехорошо.
- Кости нет дома.
- Я знаю. Я к вам.
- Заходите.
Вошли. Юра остановился у кроватки и довольно долго смотрел на спящего мальчика.
- Здоров?
- Беспокоится.
Мальчик сосал во сне и морщился, кривя губы. Юра усмехнулся:
- Понимает, что не все ладно.
- Он все понимает. Садитесь, Юра. Сели.
- Надя, вы, наверно, уже знаете...
- Я все знаю.
- Я пришел к вам, чтобы... чтобы понять, насколько это окончательно. Он не хочет меня выслушать. Может быть, если бы выслушал... А?
- Не знаю... Я пробовала говорить с ним - не вышло. Он не желает о вас слышать. Пожалуй, еще рано... Может быть, потом...
- "Потом" может быть поздно.
- Юра, что вы хотите сказать?
- То, что сказал.
- Объясните мне так, чтобы я поняла.
- Не могу. Не хочу на вас переваливать свои беды.
- А беды есть?
- Есть.
Юра взял книгу и полистал ее, нахмурив брови. Отбросил.
- Скажите, как он? Очень ему тяжело? Конечно, вопрос глупый.
- Очень. Сегодня его вызвали в партбюро, но, думаю, не в этом дело. Он попросту сбит с ног.
- Да, из-за меня, Надюша, и поверьте мне, не спрашивая. Может быть, я поступил глупо, но не подло. Я не подлец. Верите?
- Верю.
- Я знал, что вы поверите. За этим и пришел. Но он, он...
- Он такой. Его все очень сильно затрагивает. Больше, чем других.
- Как вы думаете, отчего он такой?
- Я думаю... только, может быть, это глупое соображение...
- Ну, скажите.
- Мне кажется, у него было слишком хорошее детство. Он вышел оттуда... незакаленный.
- Это не глупо, даже очень умно. Вполне возможно!.. Вот у меня не было хорошего детства.
- Расскажите про себя, если вам хочется.
- Что тут рассказывать? Подлое было детство. Отец с матерью не ладили. Я мать любил ужасно. Потом он бросил ее, ушел... Она стала странная, меня почти не замечала. Я бы погиб, если б не няня. Няня была великой души человек. Я стал бы поганцем, если б не она. Когда она умерла, я чуть с ума не сошел. Еле выкарабкался...
- А потом?
- Потом был Костя. Помолчали.
- Вы понимаете, чем он для меня был... и есть.
- Понимаю. Юра резко встал:
- Пора идти.
- Юра, дайте я вас поцелую. Она поцеловала его. Он ушел.
* * *
Секретарь партбюро, не старый, массивный человек, с бровями, как две толстые пиявки, пристально разглядывал Костю.
- Товарищ Левин, Константин Исаакович. Ну, садитесь, товарищ Левин.
Костя сел.
- Начудил ты, брат. Костя молчал.
- Я тебя нарочно вызвал, чтобы поговорить один на один. Как человек с человеком.
"Всегда так начинают", - думал Костя.
- Какое у тебя семейное положение?
- Женат. Есть ребенок.
- Мальчик? А как зовут?
- Юра.
- Вот и у меня внучок - тоже Юра. Отличный пацан! Два года. Глазенки шустрые, так и бегают: зырк, зырк! Давеча говорит: "Деда, купи шоколадку!" Купил и думаю: мы-то без шоколадок росли...
Костя молчал.
Секретарь наклонил голову, как бы прислушиваясь.