Я скосил глаза на руку, которой она упиралась в крышу — оружия в ней не было. Длинный прямой граненый клинок лежал в нескольких метрах от нас и готов биться об заклад, что это проводник Кристины.
— Я... Рада. — улыбнулась Кристина.
— Чему? — не понимая, что происходит, спросил я. — Чему ты радуешься?!
— Тому, что... Не ошиблась.
А потом Кристина протянула руку, и, прежде чем я успел что-то сделать, стащила маску и с меня тоже!
Я дернулся, высвобождая руки, рефлекторно задержал дыхание!..
Но Кристина, кажется, не собиралась вредить мне.
По крайней мере, вряд ли она думала об этом, когда приникала к моим губам страшным смертельным поцелуем... Ее язык раздвинул мои губы, принося с собой привкус крови.
Кровь на языке...
Кровь на одежде...
Кровь на руках...
И вместе с ее кровью в меня начал перетекать ее Свет. Отдавала она его добровольно или его каким-то образом вытягивал я — я так и не понял. Просто по языку, губам, и далее по голову, и по всему телу медленно разлилось то самое тепло, что я чувствовал в прибежище Дочери Ночи, когда она делилась со мной Светом. Та же непередаваемая солнечная ванна, неведомым образом согревающая изнутри, а не снаружи, тот же щекочущий сразу все тело солнечный зайчик...
И внезапно все кончилось. Так же внезапно, как кончилось и в тот раз. Солнце отступило, уступив место серости и тьме ноктуса.
Первым делом я натянул обратно на лицо маску. Левой рукой — потому что правая все еще была придавлена Кистиной.
Стоп, левой?
Не веря себе, я еще немного подвигал рукой и убедился, что она полностью работает, и боль прошла. Будто и не было никакого ранения.
Я перевел взгляд на Кристину — она была мертва. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы это понять. Ее глаза остекленели и не двигались, из чуть приоткрытых губ, к которым прилипла выбившаяся из-под шлема прядка волос, не было слышно дыхания. Кожа побледнела и в свете луны выглядела серой.
Кристина выглядела жутко. Даже стоя напротив меня, с желанием меня убить, она была по-своему красива и притягательна, даже несмотря на то, что все, что я видел — это были не скрытые под шлемом и маской глаза. Силуэт, хищные короткие движения, ее голос — все это было красиво и притягательно.
Но не теперь. Сейчас, даже когда я своими глазами видел ее лицо, мозг отказывался верить, что это человек. Какая-то восковая фигура, анатомический манекен, или что-то еще, но никак не человек, который еще минуту назад дышал и разговаривал.
И чье дыхание я оборвал своими руками...
Я попытался перевернуться, чтобы уложить тело Кристины на крышу — руки скользили в крови, пока я не ухватился за какие-то ремешки на ее экипировке. Аккуратно уложив мотылька лицом вверх, я бросил на нее последний взгляд.
Если бы я ее не убил, она бы убила меня. Это понятно. И выбора у меня, по сути, не было. Это несомненно.
Тогда почему же на душе так мерзко и погано, словно я снова пытаюсь проснуться от кошмара заражения Тьмой? Словно меня снова затягивает в нефтяное болото, из дна которого растут гнилые склизкие руки, которые не выпустят обратно к свету, даже если захочешь...
Получив от Кристины Свет через убийство... Не впустил ли я в себя еще больше Тьмы?
В гарнитуре маски впервые за все это время раздался какой-то звук. И это было похоже то ли на судорожный вздох, то ли на всхлип.
— Эй! — я тут же попытался выйти на связь. — Вы как там? Все нормально? Все целы?
Никто мне не ответил, хотя метки Спектра на Пульсе перемигнулись, словно кто-то хотел что-то сказать, но не стал.
— Эй! — снова попытался я. — Как дела?
— Заткнись! — внезапно прошипела Кона. — Ни звука!— В смысле? — не понял я. — Что происходит?
— Заткнись! Просто заткнись! — повторила Кона и отключилась.
В очередной раз не понимая, что происходит, я обернулся в ту сторону, где остался мой Спектр.
И понял, из-за чего так нервничала Кона.
Через квартал от меня, совсем рядом с тем местом, где осталась раненая Кейра, по крышам передвигались три силуэта. Они медленно бродили каждый по своей крыше, словно что-то искали. Если бы они не двигались, подставляясь лунному свету, что охватывал их призрачным ореолом, я бы их даже не заметил. Поскольку они были такие же черные, как и все остальное в ноктусе. Потому что это и были ожившие куски ноктуса.
Рангоны.
Глава 23