Светлейший-4. Корпус обреченных

Но лица были, и много. Из Советников присутствовали сам дядя Федор Николаевич, министра внутренних дел Кутайсов, даже глава «Четверки» Мещерский почтил заседание своим присутствием, хотя я не понимал, ему-то зачем. Шереметева, разумеется, тоже присутствовала, а рядом с ней расположился министра императорского двора Голицын. Ну и без Рюмина, конечно, не обошлось — секретарь на то и секретарь.

Здесь же присутствовали Павловичи — глава семьи Дмитрий Павлович с наследником — и оба явно удивились нашему с матушкой появлению. Кати устроили по правую руку от Шереметевой, видимо, чтобы пух и перья не долетали.

Нам достались свободные места в конце стола.

— А они-то здесь зачем? — возмутился Дмитрий Павлович.

Шереметева позволила себе кривую улыбку.

— Затем, ваше высочество, что Алексей Иоаннович был непосредственным участником процесса. Это я настояла на том, чтобы Совет пригласил их светлостей на заседание.

Мне показалось, что между старшим Павловичем и Шереметевой сейчас начнет искрить воздух. Что ж, глава Спецкорпуса явно выбрала строну Катерины. Оно и неудивительно.

— С вашего позволения, я задам несколько вопросов его светлости, — Федор Николаевич уставился на нас.

Матушка кивнула, а я поднялся, чувствуя себя почти что на судебном разбирательстве. С них бы сталось поднести мне священную книгу для клятвы. Но в наших краях это не практиковалось — отчего-то до сих пор наивно считалось, что аристократ обязан говорить правду и только правду. Впрочем, статья за лжесвидетельствование в законе все же была.

— Вы готовы, Алексей Иоаннович? — спросил дядя.

— Конечно, ваше императорское высочество.

— Верно ли мы истолковали заявление Екатерины Дмитриевны о том, что она заручилась вашей помощью, чтобы тайно выбраться из дома?

Я кивнул.

— Верно. В указанное время я заехал за Екатериной Дмитриевной и отвез на автомобиле, принадлежащем моей семье, в здание Спецкорпуса.

— Ты ее выкрал, гаденыш! — взревел оскорбленный отец. — Выкрал и опорочил честь моей дочери!

Я с недоумением уставился на старшего Павловича.

— Прошу прощения, я понимаю, что мы не в суде. Но все же кто в этом зале уполномочен задавать вопросы и делать выводы?

— Дмитрий Павлович, вам будет предоставлено слово, — вздохнул дядя. — Сейчас мы намерены уточнить детали у его светлости.

Да уж. Судя по виду дядюшки, Павлович его уже достал. И это явно была не первая вспышка гнева. Ну а я — главный раздражитель.

— Оставались ли вы наедине с Екатериной Дмитриевной?

— Нет, ваше императорское высочество. Все разы, когда нам с Екатериной Дмитриевной предоставлялась возможность общаться, это происходило при свидетелях.

— Протестую! — Павел вскинул руку, словно гимназист. — У нас дома, когда я потерял сознание. Они остались наедине.

Я улыбнулся.

— Технически — вы были с нами в одном помещении. И мы пытались привести вас в чувство. И вы сами настаивали на том, чтобы новость о вашем недомогании не достигла ушей вашей матери.

— Именно тогда они обо всем и договорились! — Воскликнул Павел. — Может, даже специально меня усыпили, чтобы…

Шереметева просто закрыла лицо ладонью, словно стыдилась происходящего. А Мещерский из «Четверки» возвел очи горе, явно мечтая оказаться в другом месте.

— Любезный Павел Дмитриевич, поверьте, если двое людей захотят о чем-то договориться, они легко могут сделать это на глазах других людей, не нарушая традиций и этикета. Например, во время танца. Или прогулки на публичном мероприятии. Что же до ваших обвинений в том, что я выкрал девушку, то я, мой водитель и охранник — к слову, из Зимнего, могут подтвердить, что Екатерина Дмитриевна добровольно покинула дом, без принуждения села в автомобиль, — я взглянул на Шереметеву, — и своими ногами зашла в кабинет ее превосходительства.

Глава Спецкорпуса коротко кивнула.

— Екатерина Дмитриевна просила у меня защиты и помощи в исполнении своего намерения вступить в ряды курсантов. И с тех пор, насколько я могу судить, ее высочество не передумали. Обвинять Николаева не в чем. Я увидела в нем лишь друга и помощника Екатерины Дмитриевны. Пожалуй, единственного человека помимо самой себя, который прислушался к ее чаяниям.

А зале повисла звенящая тишина.

Я не ослышался? Только что Шереметева встала на мою защиту⁈ Даже матушка приподняла брови в изумлении. В Совете все помнили, как Персидская фурия когда-то топила моего отца. А тут такое. И ведь мы даже книжку еще ей не предложили…

— Его светлость помог моей дочери сбежать из родного дома! — настаивал Дмитрий Павлович.

— И какой же закон я нарушил, ваше высочество? Она совершеннолетняя и вправе подавать любое прошение.

— Закон императорской семьи! Но вам, не принадлежащему к нашему Дому, конечно же, этого не понять.

Матушка лишь сверкнула глазами в ответ на шпильку дальнего родственника.

— Тишина! — прогремел великий князь. — Судя по тому, что случилось дальше, его светлость куда больше Романов, чем ваш сын! По крайней мере, он способен держать себя в руках и не применял боевую магию в общественном месте.

Только это напоминание заставило Павловича притихнуть.