Свет. Испытание Добром?

– Да сиди уж на месте, – небрежно махнула рукой стрига. – Мне от роду три тыщщи с хвостиком, что мне твои нифлунжьи картинки? – Потом пробормотала что-то неразборчиво, плюнула наземь, и Йорген понял, что у него ничего не болит.

– Ах, спасибо, бабушка! – обрадовался он и вспомнил, что надо позаботиться о ближнем. – А у спутника моего порез на ноге, ты не согласилась бы заодно…

– Это у хейлига-то? – фыркнула когтистая «бабушка». – Вот еще! Ищи дуру в другом месте! Пусть его Девы Небесные пользуют, ежели им до смертных вдруг дело есть.

Сказала так, плюнула еще раз и пропала. А Йорген оставшийся до рассвета час провел без сна.

Впрочем, все они не выспались в ту ночь. И утром, продираясь сквозь заросли шиповника с веселыми и довольными лошадьми в поводу, сами едва переставляли ноги.

– Это было ужасно! Второй такой ночи мне не пережить! – хныкал Йорген всю дорогу: в отличие от спутников своих, он не боялся показаться слабым и изнеженным – в это все равно никто не поверил бы.

А «второй такой ночи», к счастью, не случилось.

Глава 23, в которой ланцтрегер Эрцхольм предотвращает войну

Не блещет меч окровавленный,
И брань погибельным крылом
Не мчится грозно над вселенной…

А. С. Пушкин

Солнце еще не перевалило на запад, когда взорам путников открылась довольно неожиданная для этакой непролазной глуши широкая поляна. Или даже пустошью ее стоило бы назвать. Ведь на лесных полянах растут травы и кусты, пеньки какие-нибудь торчат обычно. А тут, внутри идеально правильной окружности, не было ничего, даже почвенного слоя, лишь грязно-серый песок – будто огромное кострище или меленькое пожарище. Вот только у деревьев, кольцом обступивших это странное место, стволы не почернели, и ветви их не опалил огонь. Но те части крон, что были обращены внутрь круга, были будто отсечены одним взмахом острейшего клинка – срезы блестели как шлифованные. Но даже не это удивляло больше всего.

Мало того что воздух над поляной струился и плыл, как вода (такое часто можно наблюдать в жару над раскаленной солнцем дорогой, но не посреди хранящего свежесть леса), он вдобавок еще и искрился, мерцал, будто мириады мельчайших льдинок кружили в нем. Пожалуй, он даже светился, только на солнце это было труднее заметить.

И в эту дрожащую, переливающуюся эфирную субстанцию какой-то альв пытался затащить под уздцы мохнатого, низкорослого фельзендальского жеребчика, под завязку навьюченного тюками, придающими благородному животному сходство с ослом. Впрочем, повадка у него тоже была ослиная: зверь топырился, упирался всеми четырьмя ногами, мотал башкой и фыркал так, что брызги во все стороны. В общем, ясно давал понять хозяину, что иметь дело с неизведанным отказывается наотрез.

Видно, борьба продолжалась уже долго и нервы альва были на пределе, потому что слова, срывающиеся с его уст, были для представителей благородного лесного народа, скажем так, нехарактерны. «Пшел! Пшел, шторбово племя! Вервольфова сыть! Вперед, проклятущая тварь! Сомкнется же сейчас! Сдохнем тут с тобой, тупая скотина! Пшел, окаянный выродок, чтоб тебя!..» – в таком духе. Что ж, даже лучшие из смертных в минуту сильного душевного волнения способны выразиться неудачно, особенно если воображают, что их никто не слышит.

– Зачем он мучит бедное животное? – прошептал хейлиг с состраданием. – А еще светлый! Сразу видно, здесь дурное место, понятно, что лошадка не хочет туда идти. Зачем он ее тянет?

– Колдовское окно! – Легивар так звонко шлепнул себя ладонью по лбу, будто комара хотел убить. – А я-то думаю… Вперед! Скорее! Слышали – сомкнется сейчас!

– Куда?! Туда?! – переполошился хейлиг. – Нет, я не пойду! Это дурное место! Грех…

К счастью, он и весил много меньше фельзендальского жеребчика, и силой его не отличался. Кальпурций Тиилл без лишних слов взял родственника за плечи и впихнул внутрь колдовского круга. Остальные шагнули сами, и даже лошади сопротивляться не стали, пошли охотно.

В первый миг с ними ничего не происходило. Просто стояли и слушали вопли альва – он их наконец заметил:

– Прочь! Прочь, безумцы! Бегите оттуда! – Видно, парень вообразил, что случайные прохожие забрели в круг по недомыслию, и решил их спасти. Впрочем, он все равно не успел бы.

Потому что в следующий миг не стало ни его, ни фельзендальца, ни леса вокруг, ни песчаной пустоши…

На три стороны простиралась, насколько хватало глаз, широкая рыжая степь, и только на востоке вставали горы. Посреди степи зеленел маленький круглый островок, обрамленный невысоким бортиком из нарубленных ветвей – срезы блестели как шлифованные. Внутри колосились трава, краснели ягоды боярышника на кусту, торчало несколько старых замшелых пней с гладко подрубленными корнями.

– Опасная штука! – присвистнул Йорген. – А почему человека не разрубает пополам в тот момент, когда передняя часть его уже внутри «окна», а задняя еще снаружи?