Свет и тьма

«А где мой портфель?» – забеспокоилась девочка.

Осторожно, стараясь не делать резких движений, Катя приняла вертикальное положение сидя. Даже осторожные движения отозвались ноющей тупой болью в её голове. «Какой свежий, чистый воздух! Вкусный… Не то что в городе», – думала девочка, осматриваясь вокруг. Она сидела на лугу, а трава вокруг неё в радиусе примерно пяти метров была выжжена. Насколько это позволял видеть ночной свет, как ни странно. Справа, кажется, была дорога, а за ней – река. За рекой – холмы. Слева от горизонта и до горизонта тёмной громадиной неприветливо возвышался лес.

На левом боку девочки оказалась небольшая поясная сумка. «А где же хозяин? Не похожа она на мой портфельчик, но другого что-то поблизости ничего не видно, – решила Катя, – Что там у нас?» Перевернув сумку, девочка высыпала её содержимое прямо себе под ноги, на землю. После ревизии выпавшего имущества было установлено наличие: почти полной фляги, мешочка соли, пары золотых и пригоршни серебряных монет с неизвестными Кате профилями каких-то, видимо, весьма серьёзных дядек, чистая тряпица с половиной краюхи хлеба и двумя запечёнными картофелинами. А ещё с самого дна сумки выпали два тускло светящихся зелёным светом кристалла размером чуть больше ладони и толщиной в два больших пальца. Они так удобно легли в ладони, чуть начав пульсировать и распространяя по телу тепло… Катя, испугавшись, разжала пальцы, и кристаллы покатились по земле, остановились и стали опять светиться ровным светом, правда, более тусклым, чем ранее. Катя перевела взгляд на еду, и в желудке заурчало. «А ведь и правда: кушать хочется-то как! Думаю, хозяин вещичек не обидится сильно. А ещё лучше – совсем не объявится». Катя уселась поудобнее, но что-то её насторожило. «В чём подвох?» – подумала девочка и замерла, насторожившись. Прислушалась. Тихий ветерок шелестел листьями деревьев в лесу, вода журчала в речке, да какие-то жучки-насекомыши стрекотали в ночи. Сверчки? Цикады? Кто ж их знает – Катя не настолько хорошо разбиралась в этом, да и, вообще, можно сказать, она была урбанизированным[1] человеком. Внимательнее осмотрелась, принюхалась – ничего подозрительного. Но что-то, какая-та важная, наверное, деталь где-то глубоко угнездилась у неё в подсознании, никак не могла сформироваться в осознанную, законченную мысль и не давала девочке успокоиться. Ха! Как же! Успокоишься тут, после всего произошедшего, непонятно где находясь. «Мамочка! – хотела расплакаться Катя, но глаза почему-то остались сухими. – Тогда хоть поесть надо». Катя опустила взгляд вниз, чтобы найти хлеб, и замерла… «Так вот что не давало мне покоя!»

На ней были одеты грубые холщёвые штаны, предположительно серого цвета (как-никак ночь же на дворе!), а на ногах были лёгкие кожаные полусапожки. «Мать моя женщина! – в сердцах воскликнула девочка. – Как же это так? Откуда?» Катя изучила себя внимательнее: из прочей одежды на ней был из того же материала, что и штаны, балахон с капюшоном, застёгнутый наверху на три пуговицы-петельки и в талии перетянутый кожаным поясом. Но это были ещё не все из неожиданных открытий: руки у девочки сейчас были больше прежних, да и сама она стала как-то покрупнее… Нет, не полнее, а выше. И не просто выше, а, похоже, – старше! «Вот это новость!!! Сколько же времени прошло?»

«Что-то у меня и аппетит пропал».

«Как же так: неужели я уже постарела и стала бабушкой?» – пронеслось в Катиной голове. «А монетки в сумке – вроде как пенсия, – усмехнулась своим невесёлым мыслям… девочка[2]. – Ну хоть ВПР[3] писать не пришлось!»

Желудок опять требовательно заурчал. «Война войной, а обед – по расписанию, – удивилась своим странным мыслям Екатерина. – Что за выражение такое незнакомое?» «Картошечка! – потянулась было девочка к предмету своего внезапного возжелания, но одёрнула сама себя. – Руки мыл?» Подумав, что что-то странное творится у неё в голове, Катя отправилась к речке. Речка была достаточно широкой, а берега – крутыми, чтобы желание помыть руки само собой спасовало перед чувством самосохранения. Катя вернулась назад, на место своего появления здесь, уселась прямо на голую землю. Поплевала на ладони и, растерев их друг о дружку, да вытерев “бедняжек” о края балахона, приступила к трапезе. Слопала все картофелины, посыпая их солью, открыла фляжку и без задней мысли сделала один глубокий глоток… Горло и нёбо обожгло, дыхание перехватило, в носу защипало, а из глаз хлынули слезы. Катя закашлялась: «Кх-кх-кхххх-ххх-х-х. Кх-кх! Кх… Что это за… кх-кх… мерзкая, ядрёная дрянь!» Горло всё ещё саднило, из глаз текли слёзы, а в голове стало так легко-легко, мир вокруг поплыл и закружился. «Ик!» – сказал Катин желудок. И подтвердил это снова и снова: «Ик! Ик!» «Запить! Воды!» – сообразила девочка и на автомате хлебнула из фляжки снова… «Ик!» – и снова. Тело было лёгким-лёгким, совсем чужим, где-то там – за туманом; голова кружилась, а веки стали тяжёлыми и неподъёмными. Мир поплыл…