Сверхзадача

— Если будет время, вместе с Опэ осмотрите лишний раз все системы, управляющие реакторами. Сигнализацию, подачу энергии, модераторы, всю кухню. И расставьте роботов по своим местам…

— Хорошо. Но это означает…

— Ты угадал. Посплю немного, потом устроим генеральную репетицию, а в следующую смену начнем торможение. Пора…

Торможение, состоявшее из нескольких циклов, внесло немало нового в жизнь «Галатеи». Пространство потеряло свой незыблемый и неизменный характер; бесконечность тоже потерпела поражение и отступила куда-то, не давила пудовой тяжестью на тревожный сон астронавтов. Причиной всех перемен было не мизерное увеличение гравитации, связанное с замедлением скорости корабля, а совсем другое: Солнце, которое уже нельзя было назвать звездой. Оно пламенело, сияло, искрилось, и в зияющей черноте вокруг него вспыхивали прочие звезды.

«Галатея» описывала угол около шестидесяти градусов и пересекла Солнечную систему не в радиусе орбит Земли и Марса, как это предусматривалось прежней лоцией, а где-то в поясе астероидов. Такой незначительностью ошибки Мат мог быть вполне доволен. Во время внесения коррекций Солнце неизменно танцевало на верхнем экране, а к вечеру послушно склонялось к боковому. Выводя «Галатею» на кругосолнечную орбиту. Мат отдавал себе отчет, что она будет отстоять от Солнца дальше, чем орбита Марса, но, порывшись в каталогах, установил, что и в этой зоне они встретят автоматические орбитальные станции, запущенные с Земли. Но которая из них откликнется на позывные «Галатеи»? Предугадать было невозможно, поэтому он решил включить сигнальную систему на общекосмических частотах, используемых землянами. Истекли первые три часа, но отзывов не было, и Мат отправился спать.

— За сто семьдесят лет мог измениться десятки раз не только код, но и длина волн. Помню, Сид последними словами ругал всевозможные комитеты, благодаря активной деятельности которых астронавты один раз в пять лет должны были заново переучивать таблицы позывных. Пройдись до конца вот по этому диапазону, — он указал Эви на шкалу радиопередатчика; тот сидел как на иголках. — Пусть автомат даст общий сигнал прибытия с шестиминутным интервалом. Незачем надрывать себе горло на голосовой связи. Если какая-то из станций отзовется, автомат зафиксирует волну, так что мы ее уже не потеряем.

…Опустив голову, он стоял перед столом комиссии. Защищаться было нечем. «Но ведь я выполнял задачу! Я выполнял сверхзадачу», — твердил он в отчаянии, когда огласили приговор. Смертная казнь. Среди людей, сидевших за столом, был и Бенс, сумрачно разглядывавший потолок. Тезисы о поэтапной трансплантации психики он выслушал до конца, но с явным нетерпением кивал головой. «Уважаемые члены комиссии, — сказал Бенс в своем заключении, — все, что изложил здесь Неизвестный оппонент, для нас давно пройденный этап. Эксперименты не дали результата. В результате трансплантации мы получали тех же обезьян, только с человеческой совестью». — «Как ты смеешь произносить слово «обезьяна»! — вскричал Мат. — Всю жизнь ты называл их: человекообразные млекопитающие! Или, думаешь, если ты мертв, тебе все дозволено?!» — «Вы не требуете психиатрической экспертизы для обвиняемого?» — вежливо осведомился у Бенса председатель комиссии. «Нет, я давно его знаю, он был когда-то моим сотрудником. Талантлив, но ненадежен, а главное, гм… великий путаник». — «Я настаиваю на своем праве, — сказал обвиняемый, твердо глядя в глаза председателю. Покойник пристрастен. Каждый мертвец таков, но Бенс стал покойником еще при жизни». — «Вы имеете, то есть имели только одно право, — с улыбкой поправился председатель. — Право выполнять свою задачу». Председатель сделал знак роботам: «Увести». Когда ближайший из них прикоснулся к нему своей стальной клешней, обвиняемый закричал и бросился на конвоира…

— Мат, очнись! Мат, что с тобой? — Эви в отчаянии тряс спящего за плечо. — Я уже три раза будил тебя по громкоговорящей, но ты не просыпаешься. Пришлось спуститься, а ты мечешься на кровати и орешь что-то непонятное.

Мат остановившимся, еще мутным от сна взором смотрел в потолок.

— Приговор вынесен…

— Что ты мелешь? Проснись же, Мат, пора!

Мат провел рукой по лицу.

— Ты прав, до этого мы еще не дожили. — Он рывком сел на кровати. Что, отозвались? Впрочем, это ясно, потому ты и здесь.

— Отозвались, но я ничего не понял. Твердят одно и то же, а что, не пойму.

Мат рассмеялся.

— Так ведь это автомат! Чудак ты, Эви, право.

— Допустим. Но почему он все время повторяет: «На Деймосе и Фобосе посадка запрещена». И дальше: «Принимает только Луна, центр, южная сторона, Клавиус». Чушь какая-то.

— Что же здесь непонятного? Оба спутника Марса нам не нужны, эта планета сейчас на четверть орбиты опережает Землю. Слишком далеко. А вот Клавиус, это важно. Ты говоришь, Клавиус принимает?

— «Принимает только Клавиус». Так я записал.

— Очень хорошо. Надеюсь, нас занесли в реестр?

Эви старался не отстать от Мата, со всех ног бросившегося к лифту.

— Куда нас занесли, ты сказал?