Я сидел на песке, смотрел в океанские просторы с чувством безнадеги и думал о своих товарищах. Что они делали бы на моем месте? Что делал бы Марк? Что делал бы Дэйв? Не думаю, что Марку на моем месте помогло бы тонкое умение разбираться в человеческой душе. Дэйв, не сомневаюсь, мог бы с большим успехом выкрутиться из критической ситуации. Он крепок и находчив. А я слаб и беспомощен…
Что ждет меня впереди? Годы и годы скитаний на чужой планете. Годы страданий и тоски. К ним я, как видите, не очень готов. Ясно что Грегор Ман, как житель Земли, пропал. Если моим товарищам удастся на "Викинге" вернуться на Землю, они расскажут о нашей гибели. Наши имена занесут на мраморную доску во Дворце Космонавтики, где уже светится золотом имя Лены Так что ты умер, Грегор Ман, а человек, сидящий на пустынном берегу лагуны, — твоя тень, наделенная способностью вспоминать о своем человеческом прошлом. Мои печальные размышления прервал Ного. Он давно уже ходит вокруг да около, теперь, видимо, посчитал, что хватит отсиживаться:
— Дофф-дофф очень глупый и вонючий. Всегда голодный. Всегда бегает. Если ты прячешься на дереве от Большого Гривастого или гиен, они не уходят. Ждут, что ты спустишься на землю. Дофф-дофф не ждет. Он тебя на дереве не видит. Не чует твоего запаха, потому что сам вонючий. А ноги у него… у-у-у… сильные. Сильнее, чем у Большого Гривастого. Дофф-дофф не поймает Ного.
Туземец потянул шевелящимися ноздрями воздух, ударил себя в грудь и неожиданно заключил:
— Идем отсюда, Грегор!
Он развернулся и решительно направился в сторону леса, туда, где деревья были особенно мощными и зелеными. Нам повезло: не встретились дофф-дофф и другие опасные звери. Через три дня мы пересекли глубокую впадину и начали подъем в гору, где, по словам Ного, дофф-дофф не живет:
— Дофф-дофф сюда не приходит. Он живет в кустарнике недалеко от горькой воды. Он пьет горькую воду.
Не живет так не живет. Я знал, что Ного не выдумывает ничего, но еще оставались другие хищники! Впрочем, других я не боялся так, как этого страшного птицеящера, вынырнувшего словно из древних эпох.
Все последующие дни, а их было много, не могу даже сказать сколько, как-то снивелировались в моей памяти, стали похожи один на другой, хотя нельзя сказать, что ничего с нами не случалось — в джунглях так не бывает. Каждый новый день мы начинали с охоты, поскольку голод, как известно, не тетка. Чем раньше она удавалась, тем больше светлого времени уходило у нас на дорогу. Бывало, что охота не удавалась, и тогда на следующее утро мы становились более кровожадными, охотясь на мелких птиц и зверьков. Я многому научился у Ного, стал более ловким и осторожным. Мы уходили все дальше в глубь материка. Мне, собственно, теперь все равно было, куда идти, но мне любопытно было, чем руководствуется Ного, направляя наш путь.
Однажды я спросил Ного, куда и зачем мы идем? Ного посмотрел на меня так, будто я спросил невесть что:
— Там, за холмами — еще холмы. Высокие холмы. А за ними — скалы, где ничего не растет. Там тяжело идти и очень жарко. После этого мы снова спустимся вниз. Маленькие холмы. Много озер и луж. Много деревьев, кустов, травы и дичи. Там от скал до берега Большой Воды охотятся люди Ного.
Я вспомнил, что Тен определил ширину этого материка в 4600 километров. Получается, что мы столько должны пройти? Через весь материк до противоположного берега?
— Это очень далеко, — возразил я, — надо много идти.
— Нет, не далеко! Идти надо вот столько дней! — Ного показал на пальцы рук и ног и еще раз — рук.
— Тридцать дней? — если учитывать задержки на охоту и неторопливость Ного, мы за это время пройдем не больше 250 километров. Ного видит, что я сомневаюсь, поясняет дальше:
— Когда не идут дожди и вся трава высыхает, народ Ного идет к Большой Воде пить воду. Там живет много крокодилов, а дофф-дофф нет. Там вода не горькая.
Так я узнал о Большой Реке, куда отходило племя в сезон засухи. Но сухой период был еще впереди. Пока еще ливни и грозы заявляли о себе во всю свою силу. Однажды молния ударила в ствол дерева, под которым мы прятались от дождя. Оглохшие от грохота, мы отбежали в сторону. Пламя поползло по стволу, — дерево сгорело бы, если бы не сильный дождь. Он загасил пламя, остался обугленный след от удара. Я вздрогнул, представив, что было бы, если бы мы сидели у самого комля. Самое меньшее — контузило бы.
Когда кора еще дымилась, когда тлел в ней слабый жар, Ного попытался осторожно отделить кусочек тлеющей коры. Ему это удалось, но искорка жара погасла, к большой досаде туземца. Ного что-то сказал, чего я не понял. Позже я узнал, что Ного и его сородичи пользуются огнем, но добывать не умеют. Они отламывают тлеющие головешки от подожженных молниями деревьев и носят их, и хранят в обмазанных глиной корзинах. Их "переносной" огонь хранится от костра до костра.