Сверху видно всё

— А вспомните! — Любочка вышла на середину зала и торжествующе подняла вверх палец. — Друг Грищенко рассказал, что незадолго до смерти он говорил о каких-то хороших новостях. Если он мечтал прославиться, то, возможно, это означает, что его фотографии захотели напечатать в каком-то журнале. Именно эти фотографии убийца не мог позволить публиковать.

Ольга Васильевна в восхищении уставилась на Любочку, но милиционер был настроен скептически.

— И что из этого следует? — спросил он. — Или ничего? Каковы твои практические выводы, Любовь Ивановна?

— А выводы очевидные. Надо обойти все журналы, где Грищенко мог предложить свои работы…

Казюпа сморщился, как от зубной боли, и стал действительно похож на недовольного барбоса.

— Здорово придумала! Просто отлично! Знаешь, сколько в Москве выходит иллюстрированных журналов? Ты их за год не обойдешь, даже если вся ваша лавочка закроется и начнет бегать по редакциям.

— А почему мы? — удивилась Любочка. — Ведь это дело расследуют на Петровке. Разве они не могут…

— Не могут! — отрезал Барбос. — Если бы убили депутата, или телеведущего, или на худой конец олигарха, тогда бы да, весь личный состав на ноги подняли и бросили на расследование. А этот парень со своими погоревшими снимками никому не нужен. Скорее всего, поваландают дело и закроют. Будет «висяк». Не первый и не последний. Я уж по дружбе ребятам помогаю, они и так зашиваются. А кроме того, Люба, — продолжал он, вставая и разминая затекшую спину, — публикация фотографий — это твоя догадка. Может, он кого-то начал шантажировать своими снимками, раскатал губу на легкие деньги — вот тебе и хорошие новости. И опять мы упираемся в то, что этот красавец сумел заснять. Что, где, когда — полный туман.

— Ну уж и туман, — сказала Вика. Это были ее первые слова. Во время беседы она с независимым видом поглядывала в зеркало, как Любочка ее причесывает, а потом, когда сеанс закончился, полировала ногти костяной пилкой.

— Где, когда, никому не известно, — передразнила она участкового, наслаждаясь всеобщим изумлением. — А вот и известно.

— Что тебе известно, Вика? — спросила Любочка севшим от волнения голосом.

— Мне известно, где и когда ваш жмурик фотографировал. А вот что и кого — это пусть наша доблестная милиция выясняет. Ей деньги платят за риск для жизни.

Слава Горюнов был чересчур наивен, когда надеялся, что сможет скрыть от своей драгоценной половины истинную причину аварии. Они еще не успели доехать до дома, а Вика уже вытянула из него все подробности встречи с парапланеристом Олегом.

К его удивлению, жена с редким хладнокровием отреагировала на известие о том, что Славин номер телефона мог попасть в руки каких-то бандитов, способных за просто так выбить человеку зубы, а то и что похуже.

— Ну, во-первых, мог попасть, а мог и не попасть, — с некоторым даже презрением сказала Вика. — Может, этот Олег потерял твою бумажку, сам же говорил, что не помнит. Во-вторых, когда они на него наехали? В октябре? А сейчас у нас январь слава богу. Если б хотели, давно бы уже тебя нашли. Только зачем ты им сдался, если они получили того самого мужика, который их снимал, со всеми потрохами.

Слава даже был разочарован, что она ничуть за него не волнуется. Ее гораздо больше беспокоила «хонда», хотя повреждение было ерундовое и даже Сашке, специалисту по ходовой части, там делать нечего. «Вот это-то и плохо, проворчала Вика, Саню мы знаем, а другие неизвестно чего там напортачат. Ты скажи Сашке, пусть проследит. Машина же после каждого ремонта в цене падает, как будто не знаешь. Надо, чтобы никаких следов не осталось».

Получив эти исчерпывающие инструкции, Слава с утра отправился в автомагазин за фонарем, а потом в автосервис, где уже ждали его электрик, рихтовщик и Саша, хорошо знакомый с семейной ситуацией друга, а потому готовый «проследить» за ремонтом.

Вместе они, как два идиота, торчали в мастерской, потому что Вика велела Славе тоже никуда не уходить, а следить, что там ремонтники будут «портачить» с их машиной. Саша хотя бы занимался делом, ковыряясь в моторе разбитого «вольво», а Слава маялся дурью и развлекал «соседа» рассказами о параплане, на котором так и не покатался, а теперь жаль: если набьют морду, то хоть было бы за что. Но Викины вчерашние рассуждения его успокоили, и он больше балагурил на эту тему, чем действительно боялся.

В тот момент, когда ремонтники, а с ними за компанию и Слава, устроили очередной перекур, в мастерскую зашел незнакомый армянин и что-то сказал Саше. Тот удивленно пожал плечами, потом нахмурился и выскочил наружу как ошпаренный. «К телефону его позвали на проходной», — меланхолически объяснил электрик Арсен, человек на редкость немногословный и неприветливый.