Свердлов

«Основные докладчики, — писал об этом А. Ф. Брюханов, член Комитета Севера при Президиуме ВЦИКа, — были Свердлов и Боград. Тема доклада первого товарища заключалась в необходимости организации общества потребителей, при этом докладчик подробно остановился на широком развитии кооперации в России».

Подходил к концу 1916 год. Царское самодержавие втягивало в войну новые слои народа. На тыловые работы в прифронтовой полосе были мобилизованы дехкане Средней Азии. Дошла очередь и до ссыльных. Их стали призывать в армию. В декабре были призваны Б. Иванов, В. Панюшкин, И. Сталин и др. Провожать их вышла вся колония большевиков в Монастырском.

«Толпа в 20–25 человек собралась на высоком берегу Енисея, — вспоминает Б. И. Иванов. — Сквозь метель на льду видны подводы. Это чалдонские лошади, впряженные в легкие сибирские санки-нарты. Их примерно 13–14. Сейчас в них сядут призывники. Минуты прощания, крепкие рукопожатия, товарищеские объятия, поцелуи, и сквозь завывания метели слышен громкий бас Свердлова:

— До свидания, друзья! Крепче держите в руках ружья и знайте, против кого они должны быть направлены! Не за горами день нашей близкой встречи!»

Яков Михайлович запел «Варшавянку», ее подхватили другие ссыльные. «У обрыва Енисея замерли последние слова песни, — писал Б. И. Иванов, — мы сели в сани, я пожал крепко руку Якова, и санки быстро полетели по Енисею, а Яков долго стоял у обрыва, глядя вслед удаляющимся товарищам».

Это было 12 декабря 1916 года. Царизм доживал последние дни.

Глава VII Письма раскрывают душу

В повседневном общении сказанное друг другу пропадает. Самая умная, самая содержательная беседа исчезает, оставляя в памяти лишь след о том, чему она была посвящена. Немногим мемуаристам дано восстанавливать через годы такие беседы. Мы верим Луначарскому и Кларе Цеткин, записавшим свои разговоры с Лениным. Но много ли таких записей?!

Иное дело — письмо.

Оно может пролежать в ящике стола десятилетия, но наступает час, его снова берут в руки, и оно говорит прежним языком — языком эпохи.

Понятно, когда издают письма великих, выдающихся людей. Мысли и чувства их достойны не одного адресата — всего человечества.

Но и обычные письма — клад. Жаль, что они нередко гибнут бесследно. Часто даже по обрывку письма далеких лет мы восстанавливаем детали, которые дороги, памятны. Древние новгородцы писали друг другу на кусочках бересты. Когда археологи нашли сотни берестяных грамот, мы услышали голос наших предков. А письма «в пылающий адрес войны», как сказал поэт?

Письма — удивительный, своеобразный, ни с чем не сравнимый исторический источник, подлинно человеческий документ.

Перед нами письма Якова Михайловича Свердлова юной Кире Бессер. Чем же примечательны они? Почему они занимают в переписке Свердлова второе место после писем жене — Клавдии Тимофеевне?

Чтобы понять это, вернемся в Екатеринбург, в 1905 год. Там Свердлов познакомился с лесным инженером Александром Александровичем Бессером, его женой Лидией Ивановной, их маленькой еще тогда дочкой Кирой. Бессер выполнял ответственные поручения Уральского областного комитета РСДРП. Тесной дружбой с тех пор был связан с этой семьей Яков Михайлович.

Инженер Бессер арендовал в Екатеринбурге небольшой двухэтажный дом с двориком, садом и различными вспомогательными помещениями. Внизу была гостиная, две-три комнатки. Там внезапно появлялись какие-то люди, жили по нескольку дней и исчезали. Маленькая Кира даже боялась спускаться в эти комнаты и убегала прямо в сад, ей казалось, что первый этаж их дома окружен какой-то тайной.

Все, разумеется, было проще. Квартира инженера Бессера была конспиративной. Кроме Я. М. Свердлова, там бывали Н. Батурин, Ф. Сыромолотов, А. Чуцкаев и др.

В 1909 году семья Бессер перебралась в Петербург. Яков Михайлович в 1912–1913 годах не раз бывал на Широкой улице, где жили Бессеры. Маленькая Кира выросла, стала подростком и хорошо помнит это время. Передаем слово Кире Александровне Бессер-Полонской. Она любезно предоставила в наше распоряжение свои воспоминания.

«Однажды поздней осенью, — говорит К. А. Бессер, — в темный ноябрьский день, в квартире появился какой-то таинственный человек. Я была очень робкой, и меня еле заставили выйти в столовую. Темный, черный человек крепко потряс руку. С этого времени мы подружились. Яков Михайлович был удивительно прост, умел легко подходить к людям всех возрастов и быстро располагал к себе. Любил много говорить, все время гудел своим крепким, густым басом. Был небольшой, крепкий, подвижной и в то же время какой-то собранный, без жестов. Лицо у него было светлое, матовое, но казалось темным от шапки иссиня-черных волос и черной косоворотки, которую очень часто носил.

Этот вечер, как иногда и другие вечера, проводил с отцом за шахматами и удивительно безразлично относился к проигрышу.