Свердлов

Посмотрим на Свердлова глазами его современников.

В. И. Ленин:

«Только ему (Свердлову. — Е. Г.) удалось завоевать такое положение, что достаточно было в громадном числе крупнейших и важнейших организационных практических вопросов, достаточно было одного его слова, чтобы непререкаемым образом, без всяких совещаний, без всяких формальных голосований, вопрос был решен раз навсегда, и у всех была полная уверенность в том, что вопрос решен на основании такого практического знания и такого организаторского чутья, что не только сотни и тысячи передовых рабочих, но и массы сочтут это решение за окончательное»[91].

А. В. Луначарский: «Мне кажется, что не только во всей деятельности Свердлова, но даже в его слегка как бы африканской наружности сказывался исключительно сильный темперамент. Внутреннего огня в нем, конечно, было очень много, но внешне этот человек был абсолютно ледяной. Когда он не был на трибуне, он говорил неизменно тихим голосом, тихо ходил, все жесты его были медленны, как будто каждую минуту он молча говорил окружающим: „спокойно, неторопливо, тут нужно самообладание“.

Луначарский о внешнем виде Свердлова:

„К этому времени он — вероятно, инстинктивно — подобрал себе и какой-то всей его наружности и внутреннему строю соответствующий костюм. Он стал ходить с ног до головы одетый в кожу…

Этот черный костюм, блестящий, как полированный лабрадор, придавал маленькой, спокойной фигуре Свердлова еще больше монументальности, простоты, солидности очертания“.

Л. А. Фотиева: „Меня поразила исключительная быстрота ориентировки, которой обладал Яков Михайлович… Он сразу схватывал суть вопроса, казалось, на лету, с полуслова понимал собеседника и тут же быстро и смело принимал решение. Ни один вопрос не оставался у него нерешенным, ни один документ без нужды не задерживался“.

С. Г. Уралов: „Яков Михайлович врезался мне в память не только как замечательный оратор, но и как прекрасный слушатель…

Во время беседы я часто ловил на себе прямой и внимательный взгляд его умных глаз. Разговаривать с ним было легко и приятно, так как он никогда не подчеркивал своего превосходства и высокого положения в партии и как главы Советской власти“.

В. Л. Панюшкин: „Люди верили ему, как самой правде. Даже когда он ругал… — все равно не обижались. Понимали, что ругает правильно, за дело. Он никогда не ругал свысока, и мне казалось, когда попадало от Якова Михайловича, что я провинился перед самой революцией…“

И. Антонов: „Суровая фигура, смуглое лицо, улыбавшееся юношеской улыбкой… Добрые глаза…“

В. Голионко: „Чарующая доброжелательность“.

И еще об улыбке Свердлова, о свердловском юморе рассказывает Е. Я. Драбкина: „Улыбка у него была быстрая и неожиданная. Речь образная — то промелькнет волжское бурлацкое словцо, то прозвучит сибирский говор, а то строка из Некрасова. Любил петь — больше всего песни революции и тюремные напевы. Любил и пошутить. Бывало, придет к нему какой-нибудь товарищ и начнет плести ерунду. Он послушает, послушает и скажет: совсем ты умный человек, а вот по пятницам такое мелешь, что уши вянут тебя слушать“.

М. Никулин (о лекциях Свердлова):

„Пенсне, черные волосы, в потертом осеннем пальто и заплатанных ботинках (это особенно врезалось), приходил он с точностью часового механизма в назначенный час…

Когда кончалась лекция, то невозмутимое, недоступное, казалось, лицо делалось таким добродушным, доверчивым“[92].

Жили трудно, в Москве было голодно. По инициативе Якова Михайловича в Кремле была организована столовая, в которой советские и партийные работники питались жидким супом, пшенной кашей и морковным чаем. В этой же столовой получал обеды Ленин. Дополнительное питание давали только детям и больным.

Приезжавшие с мест товарищи иногда привозили хлеб, масло, захваченный у интервентов трофейный шоколад и другие продукты. Все это передавалось в детские сады, в столовую или особо нуждавшимся семьям партийных работников.

Е. Д. Стасова — К. Т. Свердловой (из Петрограда в Москву, 9 апреля 1918 года): „…о галетах не слышно ничего, думаю, что они могут ко мне и не попасть, да это и не страшно, ибо я маленько наладила дело с питанием стариков, а сама прекрасно обхожусь рыбой и капустой. За заботу обо мне большое и сердечное спасибо“.

Она же 15 апреля 1918 года: „…За хлеб, привезенный Графовым, большое спасибо“.

16 мая 1918 года: „…Огромное Вам спасибо, как и Якову Михайловичу, за присылку шоколада и куртки, ибо первый весьма меня подбадривает при усталости, а вторая явилась как нельзя более кстати, так как у меня не было никакой одежки, кроме длинной кофты…“

Клавдия Тимофеевна рассказывает, как однажды она вместе с. Яковом Михайловичем навестила Дзержинского в его кабинете на Лубянке. Свердлова очень беспокоили утомленный вид Дзержинского, его землистый цвет лица, покрасневшие веки.

„…Феликс Эдмундович согнулся над бумагами. На столе перед ним полупустой стакан чаю, какого-то мутно-серого цвета, небольшой кусочек черного хлеба. В комнате холод. Часть кабинета отгорожена ширмой, за ширмой — кровать.