Генерал, рассвирепев от такого наглого ответа неожиданно хватает со стола полупустую бутылку Шампанского и заносит её над головой Геннадия.
Не знал генерал, что сват со стороны зятя, в прошлом был великолепным фехтовальщиком, с молниеносной реакцией. Бутылка Шампанского упала на пианино. Удар в челюсть уложил генерала на пол. Глаза его были закрыты, а изо рта вместе с зубами стекла струйка крови.
С лоджии выбежал Рома в одной рубашке, без рукава и захлопав в ладоши, произнёс:
– Отлично Геннадий Фёдорович! Молодец! Сейчас я Катю позову, пускай полюбуется на своего генерала.
Не прошло и минуты, как вернулись Катя и Света. Катя встала на колени над телом отца, пытаясь найти на его шее пульс, но он всхрапнул, повернулся на бок и продолжил свой глубокий сон.
– Ты посмотри, что этот зверюга, с моей новой сорочкой сделал? – демонстрировал Рома однорукавную рубашку. – Твой подарок, кстати, Катя.
– Да два дня назад я в бутике за неё восемь тысяч отдала, – сказала с сожалением Катя, – но ты милый не беспокойся оторвём и второй рукав, смотреться будет симметрично. А вот папа свои зубы уже не реставрирует. Он мечтал на эти зубные остатки мосты поставить, – кивнула она на сгусток крови вместе с зубами, – теперь пускай, забудет про свою мечту.
– Слава богу, – засмеялся Рома, – а то он мне условия сегодня поставил.
– Какие? – удивлённо посмотрела Катя на Рому.
– Калым за тебя решил получить, как в Кавказской пленнице.
– Это его любимый фильм, и сколько он коз попросил у тебя? – улыбнулась Катя, и не дожидаясь ответа, объяснила: – «его голубая мечта продать квартиру, уехать в деревню, развести коз и купить сыроварню».
– Нет про коз он ничего не говорил, а вот новые зубы ему поставить, купить японский холодильник и большую плазму Филипс, он обозначил. А ещё он чуть не убил Геннадия Фёдоровича, в то время, когда я как генерал Карбышев выдавал дубаря на морозе. Если бы не Геннадий Фёдорович, то утром бы твой генерал проснулся в каталажке и в наручниках.
– Да, конечно, очень нескромно, – заметил Геннадий, – носить генеральские погоны и так безрассудно себя вести.
Катя поднялась с колен и приложив руки к груди, виновато призналась:
– Да никакой он не генерал, – до пятидесяти лет, проработал машинистом мельниц на обогатительном комбинате, а после него устроился охранником в гостиницу. И эту форму он приобрёл не для форса, а для внушения страха своим постояльцам.
– Внушения страха, это и есть одна из форм форса, – сказал Геннадий, – но нам не над этим надо зацикливаться, а думать, как его отрезвить, не будет же он лежать здесь до утра.
– Насчёт этого не беспокойтесь, – заверила Катя, – сейчас я его в чувства приведу.
– Да и как можно быстрей, – настоятельно потребовал Рома, – и отправь его домой. Провожать его не надо, не в Киев пойдёт.
Катя растёрла отцу виски и грудь нашатырём и дала нюхнуть его. Отец начал медленно подниматься и приняв сидячую позу стал обозревать всех присутствующих квартире. Встретившись взглядом с Геннадием, показал на него пальцем:
– А этого урода я посажу завтра, – прошамкал он беззубым ртом, – генерала так безжалостно молотить не позволительно. Завтра напишу заявление и сниму побои.
– Только вы себя в первую очередь посадите, а не Геннадия Фёдоровича, которого вы чуть бутылкой из – под Шампанского не убили, – сказал Рома, – и подойдя к пианино салфеткой с клавиш взял осторожно бутылку. – Вот здесь ваши пальчики, остались, а я был свидетелем и видел, как Геннадий Фёдорович жизнь себе спасал. Кстати, за незаконное ношение форменной одежды со знаками различия является уголовно – наказуемым деянием, – от фонаря брякнул Рома, – генерал – то вы соломенный.
– Да никуда он не пойдёт – успокоила всех Катя, – домой он сейчас пойдёт. А если хоть шаг сделает в сторону полиции, он мне больше не отец.
Лев Егорович, поняв, что доказывать свою правоту бесполезно, расплакался. Катя дала ему со стола несколько салфеток. Он ими утёрся и сгрёб с паркета, кровь с жёлтыми зубами. Тяжело поднялся и пошёл на выход. Дочка помогла ему одеться и проводив до подъездной двери, наказала:
– Иди домой и никуда не сворачивай.
Он повернулся к ней и виновато посмотрев на дочь, еле шевеля губами неразборчиво произнёс:
– Прости!
Так прошло первое сватовство Геннадия. Благодаря Светлане, он получил популярность во дворе. Многие не обустроенные холостяки обоих полов обращались к нему с просьбой помочь им обрести счастье в семейной жизни. Но он только улыбался в ответ, считая их просьбы мелкими подколами. А когда более настырные досаждали ему, Геннадий спрашивал:
– Что кого – то без зубов надо оставить? – так это не ко мне, а к стоматологу! «А если вы серьёзно хотите получить от меня помощь, – говорил он, – то мой почтовый ящик №4 в первом подъезде». Заявление принимаю в письменной форме.
И ведь кто – то принял его слова всерьёз: «нередко он или жена в почтовом ящике находили заявления на сватовство».
***