Свалка

После завтрака он разложил на коленях трофейную карту и попытался сориентироваться на местности, припоминая дорожные указатели, которые фары выхватывали ночью. Девочка заглядывала ему через плечо, а потом ткнула пальцем в точку на карте, которая находилась километрах в двухстах от их предполагаемого нынешнего местоположения и не более чем в пятнадцати от канувшего в огонь хутора. Он непонимающе уставился на нее. Она ухмыльнулась и пожала плечами – возможно, она вообще не умела читать, не только карту, но и буквы. А, какая, собственно, разница? Он тоже ухмыльнулся и пожал плечами, - Поехали!

Он с наслаждением гнал машину по чистому шоссе, чувствуя, что она, как бы, приседает от скорости, и девчонка, похоже, наслаждалась вместе с ним. Он не боялся, что слетит с дороги, зная, что этого не случится, он не стал бы притормаживать, кто бы ни появился на дороге – пусть уступят, под рукой его был пистолет – он заранее решил, что пристрелит каждого, кто попытается его остановить.

Солнце утра восходило впереди – красное, как кровь, и дорога исчезала в его сиянии.

Глава 10

Морозным мартом Герта принесла девятерых щенят, и все они пришли в этот мир на удивление крепкими, но зима не собиралась кончаться, а жрать было нечего и древний, жестокий инстинкт приказал ей сожрать шестерых из них, вместе с последом, чтобы могли выжить остальные. Но наступила оттепель, оттаяли мусорные кучи, обнажая свои восхитительно пахнущие развалы, заполненные за зиму встрепанными тушками ворон, прилетавших сюда издыхать и жизнь, предназначенная для девятерых, начала распирать тело Герты, причиняя боль и истекая из ее сосцов желтым, густым молоком, которое, взахлеб и срыгивая, не успевали отсасывать трое, отобранные судьбой.

Герта-Меркк фон Цвилленбоген была благородной сукой, хороших добберманских кровей, но жизнь ее сложилась так, что она оказалась на улице и, хотя сила подлинно чистой крови, присущая многим аристократам, не дала ей сдохнуть, она оказалась, в конце концов, как и многие аристократы, на мусорной свалке, где и принесла щенков от черт знает кого в развалинах недостроенного и брошенного мусоросжигательного завода, ставших ее родовым замком и родильным домом.

Когда в окрестностях замка появилась стайка бродячих детей, Герта приняла их настороженно, она выглядела, поистине, ужасающей – желтоглазая, с повисшими на длинных клыках слюнями и вздыбленной на холке шерстью. Но эти дети не боялись собак – они бросили ей здоровый кусок подванивающей колбасы и, смеясь, расположились в ее владениях. Эти дети принесли с собой такой же вонючий, как колбаса, сверток, в котором корчилась и кряхтела красная креветка – детеныш. Они быстро обнаружили ее детей и, посоветовавшись, подложили к ним своего детеныша, вымотав его из грязных тряпок – Герта не протестовала.

К середине лета детеныш-сучка, толстый от собачьего молока, уже вполне прилично ходил на четвереньках, визжал и лаял, старшие дети, которые обосновались в развалинах, смеясь, подкармливали его мясом, вместе с его двумя братьями и сестрой.

Злые ветры дули над страной, несущейся, как льдина, оторванная от берега в черных водах хаоса, но солнце продолжало неумолимо гореть, и трава продолжала прорастать сквозь тела умерших, и давала семя, и снова уходила в землю, и живые хоронили своих мертвецов, и рождали новых, и дети уходили в небо, чтобы не стать взрослыми, и взрослые становились детьми, чтобы не сойти с ума от горя – и так было и будет всегда, и никогда не было иначе, ибо имя человека – тлен и прах, ибо сказано – вечное проклятие, ибо сказано – скрежет зубов, ибо всегда сбывается реченное пророками и тот, кто ликует сегодня – умоется слезами завтра, ибо Гнев Господень уже обрушился на землю, и Проклятие Господне обратило ее в ад.