— Честное слово, мы тебя не разорим. Всего лишь шарф и новые ленты для старой шляпки да еще кружево для маминого голубого платья.
— О, я просто шутил, кошечка, и ты это знаешь, — хмыкнул Уильям, потрепав дочь по щечке. — Для тебя только самое лучшее. Но ты должна покупать новые шляпки, а не отделывать старые. Стыдитесь, миссис Саттон, я ведь велел вам не стесняться в расходах!
— Я и не стеснялась, дорогой сэр!
Жена погладила его по щеке.
— Возвращайтесь в библиотеку, и я велю Моррисону подать второй завтрак. Со времени первого прошло несколько часов, и я знаю, как ты голоден. Обед будет сервирован только в шесть. Помни, мы живем по лондонскому времени.
— Как я мог забыть, — притворно пожаловался Уильям. — Понять не могу, как можно обедать так поздно, а потом ложиться спать.
— Но, папа, люди обычно не спят после обеда. Они редко ложатся раньше двух-трех ночи, а иногда не спят и до рассвета.
Отец резко вскинул глаза и покачал головой.
— Я так не смогу, дорогая. Но ты молода… это совершенно другое дело. Помни только: я не позволю, чтобы ты исхудала и осунулась.
— О, папа, конечно.
Абигайль сделала реверанс, нежно улыбнулась, что заставило его рассмеяться и назвать дочь плутовкой, после чего поспешила к себе. Она развязала ленты шляпки и швырнула ее на кровать, прежде чем уныло побрести к окну. Улица внизу была почти безлюдна, но она слышала звуки огромного города: стук колес по булыжным мостовым, крики уличных торговцев-пирожников и ломовых извозчиков, вопли кучеров, сидевших на козлах кебов.
Абигайль не хотела пребывать в покое своей комнаты. Не хотела находиться на тихой улице, тянувшейся под ее окном. Лондон, весь мир у ее ног, а она сидит взаперти и ждет, пока кто-то раздобудет ключ к двери в этот мир. Но ведь она может прогуляться сама? По Пиккадилли, ведь это совсем недалеко, в конце улицы. Дома она постоянно гуляла одна. И ничего не случится!
Забыв о шляпке, Абигайль быстро сбежала вниз в надежде не встретить слугу. К счастью, никто не вышел в переднюю. Девушка ступила на крыльцо и глубоко вздохнула. Здравый смысл подсказывал ей, что этого нельзя делать, по крайней мере без эскорта. Это Лондон, а не провинциальный город, к которому она привыкла. Нужно было попросить лакея или хотя бы горничную проводить ее, но бесшабашность и авантюризм бурлили в крови.
Абигайль тряхнула головой, наслаждаясь свободой, и быстро зашагала по улице, тревожно оглядываясь и каждую минуту ожидая повелительного окрика. Но она благополучно добралась до конца улицы и свернула на Пиккадилли.
Здесь картина была куда более оживленной, а городской шум — громче. Люди с любопытством оглядывали хорошо одетую девушку без плаща, шляпы и сопровождения. Но Абигайль было все равно: это только добавляло остроты ее приключению. Поэтому она продолжала брести по Пиккадилли, пока молодой щеголь в кричащем золотистом с алыми полосами жилете не поднял к глазам лорнет и не стал нагло ее рассматривать. Девушка гордо отвернулась и ускорила шаг. И вдруг сообразила, что он преследует ее. Испугавшись, она нырнула в узкий проход и оказалась на шумном дворе, окруженном с четырех сторон высокими кирпичными стенами зданий.
Девушка панически оглядывалась. Грязная растрепанная женщина с трубкой в зубах прислонилась к стене на дальней стороне двора, наблюдая за Абигайль. Рядом с ней какой-то мужчина строгал кусок дерева. Оба оценивающе рассматривали новоприбывшую.
Абигайль повернулась, чтобы убежать, и увидела перед собой щеголя в полосатом жилете.
— Так-так-так, что за хорошенькая штучка тут у нас? — спросил он неприятно высоким голосом, растягивая слова, отчего у нее заныли зубы.
— Позвольте пройти, сэр, — потребовала она как можно более уверенно, но услышала, как дрожит ее голос.
— О, мне что-то не хочется, — ответил он, сжав ее предплечья. — Это все равно что смотреть дареному коню в зубы. Такой лакомый кусочек сам попал в мои руки. Поцелуй меня, цыпочка!
Он нагнул голову. Блестящие от слюны губы почти коснулись ее рта.
Абигайль вскрикнула и ударила его по ноге. От него пахло вином и потом, смешанным с тяжелыми духами. Девушка снова вскрикнула, перед тем как он прилип к ее губам. Ей показалось, что она сейчас задохнется от мерзкого смрада.
Но он вдруг отлетел от нее, ударился о стену и жалобно взвыл.
— Он сделал вам больно, дорогая? — спросил спокойный голос.
Она перестала яростно тереть рот в попытке уничтожить отпечаток гнусных губ, отняла руку и взглянула на спасителя, молодого человека с золотистыми волосами, связанными на затылке черной бархатной лентой, и сиявшими в полумраке двора и встревоженными голубыми глазами. Абигайль подумала, что никогда доселе не видела столь прекрасного создания.
— Н-нет, не думаю… спасибо, сэр, — заикаясь, пролепетала она.
Себастьян недоуменно моргнул, услышав мягкие интонации и прекрасный выговор молодой, хорошо воспитанной женщины. Он предполагал, что жертвой щеголя стала посланная с поручением служанка или даже девушка из ковент-гарденского борделя, но теперь, рассмотрев модное платье, свежее личико, элегантность осанки, понял, что ошибался.